Наконец мне это надоело, и, воспользовавшись временным отсутствием круговой обороны из жрецов (полностью они свой пост никогда не покидали, но сейчас приставленный к Страннику человек ненадолго вышел из хижины), я заявил прямо в лоб:
– Вот что, Аркл, хоть дабанда и провозгласили вас вождем, но вы больше похожи на узника. Не кажется ли вам ложным такое положение, особенно для белого человека вашего круга? Лично я не верю, что вам нравится такая жизнь.
– Вы угадали, Квотермейн, – отозвался он с жаром, – мне все тут ненавистно! И однако, я остаюсь тут добровольно. Вам сие покажется смешным, и тем не менее это правда. Я не могу расстаться с Энгои. Все началось с того памятного видения в Лондоне на Трафальгарской площади много лет назад. А потом, когда я поцеловал ее на берегу священного озера, то совсем потерял голову. Наконец, в ту ночь у алтаря я принес торжественную клятву своей возлюбленной и всему ее народу. Может, это и безумие, но я сознательно выбрал себе такую судьбу, никто меня к этому не принуждал. Вы видите перед собой вождя дабанда. Уж не знаю, станет ли это для меня концом, или же, напротив, все еще только начинается, но я связан с ними нерушимыми узами.
– И вы не хотите разорвать эти узы?
– Умом – возможно, но мой дух или мое сердце – называйте как хотите, – противятся этому. Я завоюю эту женщину даже ценой собственной жизни, а иначе просто сойду с ума.
– Извините за прямоту, Аркл, но вы не боитесь, что все это будет стоить даже больше чем жизнь? Я говорю о вашей чести.
– Что вы имеете в виду?
– Да то, что вас, как и любого белого человека, воспитали в определенных традициях и христианской вере, как вы сами недавно признались. А теперь вы полюбили женщину, которая является сторонницей совсем иных традиций и верований, и вознамерились на ней жениться. Полагаю, такие браки иногда могут быть вполне счастливыми. Однако в данном случае дело обстоит очень серьезно: вам придется перенять взгляды жены и изменить своим собственным. Кроме того, вы наверняка не знаете всей правды и толком не представляете, что ждет вас в будущем. Вспомните, как эта Энгои предостерегала вас перед алтарем.
– И опять вы правы, Квотермейн: я ничего толком не знаю и меня предупреждали о последствиях. Но я все равно дал клятву и сдержу ее. А настоящая любовь все искупает, разве не так?
– О, Аркл, это извечный спор. Лично я в этом не уверен. Ведь любовь рождает страсть, а страсть ослепляет человека.
Мои мудрые речи прервал вернувшийся жрец. Он наверняка прислушивался снаружи к интонациям нашей беседы. За ним следом вошел Кумпана, с которым мы не виделись после возвращения из леса. Учитывая злую шутку, которую старик сыграл с нами накануне, я счел его неизменную приветливость и показное дружелюбие самым настоящим издевательством. Особенно я разозлился, когда он справился о моем самочувствии и спросил, долго ли мы с Хансом гуляли в темноте.
– Послушай, Кумпана, ты здорово над нами поглумился. Бросил одних ночью в дремучем лесу, а об остальном я лучше промолчу. Как не стыдно так поступать с гостями – бросать их в чаще без провожатого?
– Прошу прощения, господин Макумазан, – ответил он подчеркнуто вежливо, – но это тебе должно быть стыдно. Несмотря на все мои просьбы, ты продолжал оскорблять то, что для нас свято. Тогда мне пришлось в назидание оставить вас обоих там. Наказание могло оказаться намного более суровым. Впрочем, ты не слишком виноват. Воздух в лесу ударяет в голову шибче вина и лишает разума. Поэтому давай простим друг друга и забудем обо всем.
От столь любезного обращения я смутился и даже почувствовал раскаяние. Ведь в чем-то старик был прав: я и впрямь оскорблял почитаемых дабанда духов или некие таинственные силы природы. Поэтому я счел за благо сменить тему и сообщил, что мы с Хансом отдохнули и будем рады как можно скорее с ними распрощаться, если Совет Тени будет так любезен и поможет нам покинуть эту страну.
– Ты волен отправиться домой, когда пожелаешь, Макумазан, но учти: ты подвергнешь себя опасности, если уйдешь прежде назначенного времени.
– Меня не пугают опасности! – воскликнул я.
Тут вмешался Аркл:
– Ради бога, не уходите, Квотермейн! Останьтесь на сколько сможете, пока я еще с вами, то есть пока нас не разлучат, а это, поверьте, произойдет очень скоро. Когда все закончится, для меня начнется новая жизнь, а до тех пор не оставляйте меня одного, ибо надвигается война.
Каким бы жгучим ни было мое желание, удовлетворив любопытство, поскорее убраться подальше от этих жутких туземцев, прочь из земли, где странный воздух опьяняет человека и давит на психику, меня все-таки тронула просьба Аркла. В нем явно шла борьба между унаследованными от предков убеждениями или, скорее, идеями человека его происхождения и положения и снедающей беднягу страстью к загадочной прекрасной женщине, жрице некоего языческого культа (чувство, прямо скажем, недостойное британского джентльмена).