Святая и дикая. Тайные силы женской природы

Путь домой в чащу никогда не бывает короток. Чтобы обрести свой духовный дом, Жрица дикой земли должна с горечью осознать: она не знает точно, что именно она ищет и где это найти. Она становится странницей, тенью прежней себя, ей остаются только скудные, но глубоко заложенные в ней истины. И однажды она понимает, что агония отверженности – малая плата за новый мир, что ждет ее, за земли вне сада, которые она и вообразить не может. В притче Лилит тоскует по дикой чаще, которой никогда не видела. Она бесконечно верит в себя, и этой веры достаточно, чтобы жить ею, даже лишившись всего.

Жрица дикой земли в глубине души знает, что ей было просто необходимо провести какое-то время в этом тесном мирке, но не обязана прощать все те злодеяния, которые с ней там совершили. Однако именно там она присутствовала при собственном рождении, и теперь, на просторе дикой природы, ей нужно отпустить всякую вину за то, что она задержалась в своей клетке. Что было – то было. Так было нужно, и она может никогда не найти конкретного ответа на вопрос, что же она делала в саду так долго. Тайна не одаряет нас козырями, и высший замысел строится из таких бесконечных геометрических углов и таких плавных спиральных изгибов, что даже самые сложные технологии исследования, даже сам язык нашей системы определений слишком беден, чтобы понять его. Мы не способны охватить мыслью Ее науку вселенской паутины, но мы знаем, что нельзя отследить развитие нашей души измеримыми целями и пронумерованными пунктами. Жрица дикой земли принимает темные участки своего пути с женственным благородством, она знает, что судить себя за решения прошлого, которые нельзя изменить рациональными, логическими приемами, бессмысленно.

Еще одна истина, за которую крепко держится заплутавшая в нескончаемой ночи Жрица: в ее истовом стремлении к дому есть красота, которая принадлежит только ей. Возможно, нет лучшего памятника женской выносливости, чем история о том, как женщина рискует полнейшей уверенностью в завтрашнем дне ради верности себе. Духовное странствие не обещает удобного пути, и паническое бегство женщины от всего, что ей ведомо, – это не погоня за счастьем: она мчится навстречу истинной версии себя. Вечера, которые она коротает в слезах или праведном гневе, могут быть невыносимы, но они заслуживают уважения. Они поэтичны, и в них вложены насыщенные, чувственные оттенки, которые превращают этот пейзаж в произведение искусства, полное света и тени.

Пробудившись, странница ставит ногу на свивающуюся Красную тропу, вступает в неведомое и идет прочь от сада, чьи правила необратимо нарушила. Она знает лишь, каким ее новый дом быть не должен, но этого достаточно, чтобы двигаться в верном направлении. Самая дикая Дикарка в переходный период устанавливает себе рабочие рамки, создавая нечто вроде гибкого манифеста – его задача по большей части сводится к тому, чтобы не дать ей сбиться с пути, вернуться в подземный сад или, что еще хуже, попасть в новую ловушку. Когда Жрица дикой земли выдвигается в путь, ее рамки могут быть жесткими как никогда, жестче даже, чем нужно бы.

Правила ее дома написаны древней, дикой рукой, и она еще малышкой произносила их во сне.

Истины, которые она несет с собой, – осознание, что ее пребывание в саду было необходимо и стоило всех страданий, а также странное, порой пугающее ощущение, что в ее новом болезненном стремлении есть некая красота – и это самое дорогое, что у нее есть. Правила, которые она отныне пишет сама, пришли к ней еще во чреве ее матери, задолго до того, как она оказалась в клетке своего тесного мира. Новые правила рождаются из этих бесценных истин, но теперь, идя босиком по багровой почве в сторону неведомой цели, Дикарка понимает, что свои истинные правила она знала всегда, что их не нужно искать в книгах или покупать у власть имущих. Правила ее дома написаны древней, дикой рукой, и она еще малышкой произносила их во сне.