Святая и грешница

Я не успею получить деньги за картину. Но кое-что у меня осталось от прежних заказов, и я рад даже, что не увижу больше этих Старейшин. Женщина, которая присматривала за домом, обещала мне, что она сообщит в Совет, что картину я закончил и что я уехал.

Я укладываю в пакет мои записи, они очень мне помогли, пока я работал над картиной. Я уверен, что ты, рассказчик, будешь меня искать.

Женщину я предупредил, чтобы пакет она отдала тебе. Это ведь твои истории я записал, и, насколько я знаю тебя, ты воспользуешься записями о Марии, чтобы рассказать новую историю.

Я вижу, как сейчас, предводителя Совета Старейшин, и себя, стоящего перед ним. Я искал ростовщика, хотел купить картину. Как я и думал, он сначала очень удивился. В этом удивлении были и подозрение, и радость. Я видел, как его бледные пухлые пальцы перебирали золотую цепь, свисавшую до самого брюха.

Подозрение — потому что это важная часть всех сделок и операций, если речь идет о деньгах.

Радость — потому что он уже раздумывал над тем, как отделаться от этой картины. За любую цену, думал он. Но теперь вдруг подвернулся случай хорошо заработать на продаже.

Когда начали торговаться о цене, я повел себя очень осторожно, не сказал то, что мог бы сказать: художник ничего не получил за свою работу, потому что покинул город, причитающаяся по контракту сумма еще не выплачена. Но я боялся вызвать подозрение у ростовщика. А картина нужна, нужна была мне.

Однако в любом случае я должен был предложить свои условия. Когда мое предложение не было принято, я прервал переговоры, попрощался и ушел. Я рассчитал правильно, день спустя ростовщик послал ко мне гонца с письмом. Он уступал. «Правда, город понес колоссальные убытки от такой сделки», — писал он в письме.

Да, картина стоила тех денег, что я дал за нее, и даже много больше. Но я хорошо знал и то, что Старейшины несказанно были рады, рады этой сделке, ведь картина принесла им одни неприятности.

Мне тяжело было прощаться с хозяевами гостиницы. Хозяйка прослезилась, когда я обнял ее и поцеловал. Да и хозяин выглядел невесело. Он распрощался со мной как со своим добрым другом.

Чудеса

Стоит ночь. Скоро мне предстоит начать мой путь домой, три дня мне придется шагать пешком из этого села в горной долине до побережья, к Лигурийскому морю.

Не спится. Недавно я был в церкви и видел священника, распростертого в молитве перед алтарем. Огонек простой свечи бросал неясный отсвет на алтарную картину.

Вот уже два дня, как я здесь. Приводил в порядок бумаги, мои и его. Художника. Переписывал набело. Все думал и думал о себе и своих делах, решил отчитаться перед собой.

Сюда, в эту заброшенную долину, я пришел десять лет назад. Тогда тоже была ночь. Я был беглецом. Три дня скитался в горах. Верхом по горным тропам не проедешь. Я осторожно карабкался сам и проводил лошадь, минуя опасные кручи и перевалы. Дождь хлестал в лицо. Ветер валил с ног. Холод объял все тело и сковал его железными обручами. Не раз и не два возникало искушение — покончить со всем и броситься вниз головой в ущелье.

Однако я выдержал. В потемках я не заметил, как оказался внизу, в долине. В небольшом селении с едва приметными низкими домиками, строениями из камней, не скрепленных цементом. Одна только церковь несколько выделялась среди прочих домов, хотя и выстроена была таким же способом. Крест наверху здания подтверждал назначение строения.

У меня зуб на зуб не попадал, когда я нашел дверь, обнаружил, что она открыта.

Промокший и промерзший, изголодавшийся, заполз я в самый дальний угол в церкви и притаился. В таком виде, в полном изнеможении физических и душевных сил, нашел меня сельский священник, когда начало светать.

Священник был очень молод, он ни о чем не расспрашивал, когда увидел меня, несчастного заблудшего. Он привел меня к себе в маленькую комнату рядом с церковью, помог мне раздеться и надел на меня грубую заплатанную поповскую рясу.

Он развел огонь в очаге и подогрел мне какое-то питье. Я лежал возле огня, сжавшись в комок. Он поделился со мной куском черствого хлеба и налил в кружку вина, не задав ни единого вопроса. Потом я лежал на его кровати, сразу забывшись глубоким сном.

Когда я проснулся, была ночь, новая ночь следующих суток. В темноте я разглядел священника, который лежал в этом холодном помещении прямо на полу, без одеяла.

Снова во мне зашевелилось отчаяние. Что делать? Путь домой — отрезан. Я знал это. И мысли допустить не мог, чтобы снова увидеть свою жену после всего случившегося.