Святая и грешница

Но потом снова погрузился в дремоту. И опять привиделись мне скользкие и извивающиеся змеиные тела. Во сне, однако при полном сознании, я ощущал, как мое собственное тело принимает змеевидную форму. Гладкое и покрытое слизью, оно вытягивалось над клубком других движущихся тел. В состоянии страшного возбуждения я чувствовал, как страх медленно сменился нетерпеливой похотью. Изгибы чрева превратились в отрывистые ритмические толчки в такт с другими телами.

Но вот уж я — не змея и нахожусь не в змеином царстве. Теперь я ростовщик и ко меня пришла женщина. Я раздевал ее в нетерпении. Она не противилась. Руки мои обнимали ее тело, жадные и алчущие, трясущиеся от вожделения. Жаждущие обладать. Вне себя от сладострастия я подмял ее под себя и овладел ею. Грубо, с наслаждением я схватил ее за подбородок и повернул к себе, с диким торжеством посмотрел в ее лицо.

Это была Мария.

1-е апреля

Сегодня я не пойду в тратторию. Не покину дома, нет сил смотреть людям в глаза. После собственных чудовищных ночных деяний я обессиленный упал на свое ложе. Проспал весь день, без всяких снов. Нехотя я возвращался к действительности. Не понимал, что произошло, не мог объяснить себе свое сновидение. Но сладострастие, сладострастие все еще сидело во мне. Оказывается, его не так уж трудно сыскать в человеке.

Вот как просто можно разоблачить самого себя. Он знал, что делал, этот рассказчик, когда рассказывал мне о ростовщике и женщине. Он, должно быть, смеется надо мной, над моими натужными речами насчет чистоты. Он видел меня насквозь и хотел показать мне мое истинное лицо.

Это удалось ему.

2-е апреля

Я все же отправился в тратторию. Он сидел там на своем обычном месте и дружески приветствовал меня.

Он и виду не показал, что догадывается о моем состоянии.

Он несколько недоуменно выслушал мои несвязные извинения, когда я подошел к его столику. Он махнул мне, чтобы я присел на скамью, заказал вино для меня и вел себя, будто ничего не заметил.

Я не удержался, мне нужно было выговориться. Путанно и бессвязно начал я свою исповедь, он должен услышать все, все о моей омерзительной змеиной жизни.

Он дал мне выговориться, ждал, пока я не изолью душу. Но и после этого он не особенно много сказал. Взгляд его был грустен, когда он, криво усмехнувшись, поднял свой бокал и отпил вина.

«Вот какие мы все, — сказал он. — Будь доволен, что твое зло является тебе только во сне».

Он помолчал еще немного. Собирался сказать что-то о себе?

«Зло неотделимо от человека, поэтому его приходится прощать», — сказал он.