Святая Русь - Князь Василько

В саду за Олесей зорко приглядывал холоп Харитонка, ведая, что от купеческой дочки всего можно ожидать. Ретивая оказалась девка. Ей уж было под венец, а она - шасть со двора - и к ямщику в возок. Ни отца родного, ни людской огласки не побоялась. И откуда смелости набралась? Росла скромницей, смиренницей, в храм пойдет - боится без матери шаг ступить. Мужики и парни глаза на красну - девицу пялят, а она - очи долу. Всем взяла купеческая дочка - и красотой своей невиданной, и девичьей стыдливостью, и старанием к рукоделию. Тиха, застенчива. И вдруг, словно бес в девку вселился. Разом все древние устои порушила. Теперь вот ходи за ней и во все глаза поглядывай: как бы вновь чего не отчебучила, а главное, не сбежала бы. Тогда беда! Василь Демьяныч больше не пощадит, может и живота лишить.

По пятам ходит Харитонка за шальной купеческой дочкой.

Олеся же ничего не замечает: ни холопа, ни щебетанья птиц, ни доброго, ласкового солнышка, ни густого тенистого сада - с вишнями и яблонями, окаченных плодами. Она бродит, будто во сне. Никитушка уснул на ее руках, а Олеся (который уже день!) погружена в свои неотвязные грустные думы. И чем бы она не занималась, чтобы не делала, а в голове лишь одно: Лазутка, Лазутка, Лазутка…Сидит в Угличе, в черном, холодном порубе. Да и в порубе ли? Князь Владимир оказался злосердым, никогда не забыть его жестоких слов: «Да сгниет он в земляной яме. Даже костей не останется!» Жуткие слова произнес князь. Она ж воспротивилась: не сгниет! Но Владимир еще злее добавил: «А я, говорю, сгниет! То в моей воле!»

Неужели князь приказал умертвить Лазутку?.. Тогда и она жить не станет. Ни что уже не мило будет ее сердцу. Для чего тогда жить, когда ее любимого человека не будет на белом свете. Для чего? Для отца, кой загубил ее счастье? Для людей, кои называют ее прелюбодейкой?.. Для Никитушки? Но какому сыну нужна такая «грешная» мать, на кою каждый будет тыкать пальцем и кидать ей в след срамные слова. Нет, нет! Такой матери Никитушке не надо. Уж лучше пусть он останется с бабушкой, а она, Олеся, покончит с собой. Как изведает, что Лазутку казнили, так и покончит.

Углубленная в свои неутешные, горькие мысли, Олеся оказалась в густом малиннике, облепившем южную часть частокола из крепких заостренных дерёв. Головы ее, наглухо покрытом темным убрусом, не стало видно, и Харитонка забеспокоился. С чего бы это вдруг купеческая дочка в малинник полезла? Уж не задумала ли чего недоброго? Всё может статься, коль ходит, как полоумная.

Харитонка напродир кинулся в кустарник. Увидел перед собой измученное, помертвелое лицо Олеси с остановившимися безумными глазами, и ему стало страшно.

- Шла бы ты в светелку, Олеся Васильевна.

- Что?.. Это ты, Харитонка, - выходя из оцепенения, тихо молвила Олеся.

- Я, Олеся Васильевна. Шла бы, сказываю, домой.

- Зачем ты здесь?

- Как зачем?.. Батюшка твой повелел…, - Харитонка чуть не ляпнул, что приставлен к Олесе в стражники, но вовремя поправился: - Батюшка повелел оберегать тебя от лихих людей.

- От лихих? - в очах Олеси промелькнул испуг. Она вспомнила, как ее грубо схватили у избы кузнеца Малея княжьи люди и насильно повели к терему Владимира. Она вырывалась, кричала:

-У меня же в доме Никитушка, Никитушка! Отпустите меня к сыну!

Но княжьи люди и слушать ничего не хотели. А затем, когда она отвергла Владимира, те же княжьи слуги кинули ее на телегу и с охальными словами повезли в Ростов. Они и впрямь недобрые люди, готовые на всякое лихо.

Не успела Олеся выйти из малинника, как услышала гулкие удары топоров по частоколу. В страхе перекрестилась. Господи! Да вот они уже и в тын ломятся. За ней и Никитушкой! Бежать, борзей бежать!

И Олеся, прижимая к груди ребенка, быстро побежала к дому. Запыхавшись, влетела в избу, увидела Секлетею и напугано закричала:

- Спрячь меня, матушка! Борзее спрячь с Никитушкой!

- Аль напасть какая? - всполошилась Секлетея.

- Лихие за мной с топорами гонятся!

Секлетея ошарашенно плюхнулась на лавку. Плоский поджатый рот ее открылся, руки и ноги затряслись. На ее счастье в избу вошел Харитонка.

Секлетея, показывая дрожащей рукой на дочь, заплетающимся языком вопросила:

- Чего это… чего это Олеся сказывает? С топорами, чу, за ней лихие гонятся.

- С топорами? - удивился Харитонка, а затем смекнул. - Да это плотники начали старый тын рушить, вот Олесе Васильевне и почудилось.

- Нет, нет, не почудилось. Спрячь меня с Никитушкой, матушка! Спрячь!

Секлетея пытливо глянула на лицо Олеси и охнула, схватившись за голову. Никак, дочка разума лишилась. Господи, беда-то какая!

- Ступай, Харитонка…Нет, погоди. Разыщи Василия Демьяныча.

Харитонка пожал покатыми плечами.

- Не ведаю, где и разыскивать, хозяйка.

- Вот и я не ведаю. Он никогда о своих делах не сказывает... Как же быть-то, пресвятая Богородица? Но он где-то в городе. Может, к купцам ушел. Ищи, Харитонка!

Харитонка обегал всех богатых торговых людей, но купца никто не видел. Часа через два холоп вернулся в избу в надежде, что Василий Демьяныч появился дома, но Секлетея огорчила: