- Э-э-э-эх! - шумно выдохнула Евпраксия. Ну что еще ожить было. Она вспомнила многолетние почет и уважение на работе, вереницы благодарных больных, бесконечные звонки в новогоднюю ночь, когда из-за поздравлений "Огонек" было посмотреть некогда. Правду говорят, нет пророков ни в своем отечестве, ни в своем доме. Но что там Машка, от нее другого ждать и не приходилось. Милочка, бедная Милочка с ее израненной хрупкой душой, вот где была ее боль на многие годы, вот отчего она иногда плакала у себя в комнате, уронив голову на руки. К сожалению, помочь Милочке устроить личную жизнь она не могла. Все, Милочка уже была не девочкой с косичками, которая всецело принадлежала ей. Помнится, когда Милочке было четырнадцать, она подружилась в Артеке (да, детская мечта Евпраксии исполнилась, не она, так дочка побывала в Артеке!) с мальчиком, и они потом несколько лет переписывались. Евпраксия тогда первая читала все письма от мальчика, все вредное замалевывала, а все важное подчеркивала красной ручкой. Потом они с Милочкой обсуждали письмо, Милочка писала ответ. Евпраксия проверяла, правила, Милочка переписывала и отправляла. Вот так бы всю жизнь заботиться о ней, не было бы тогда этого ужасного Петьки, вот уж совсем был Милочке не пара, совсем. Нашли бы ей настоящего хорошего мужика, как Тимур, и прожила бы она всю жизнь в счастье и спокойствии, как сама Евпраксия. Не получилось. Не дали. Кто не дал, Евпраксия и сама не смогла бы объяснить, но она чувствовала: не дали, силы какие-то злые, Милочке враждебные, не дали.
Работа всю жизнь была ее отрадой, а сейчас еще и утешением. Возраст только придавал Евпраксии авторитета, она безо всяких скидок была "матушкой" - энергичная, благожелательная, отзывчивая, всегда рассказывающая что-то новое, интересное. Многие бывшие обкомовцы-горкомовцы приходили к ней лечиться, приводили родственников и знакомых. Все они добились многого и в новое время, нашли друг друга по старым связям, сплотились, объединились. Больнице выгодны были такие клиенты. Поэтому руководство Евпраксию любило, и дало ей карт-бланш.
- Представляешь, - рассказывала она дома Машке, - вызвали и говорят: работайте, Евпраксия Семеновна, сколько вам нужно. Вам с вашими знаниями нужно трудиться долго и плодотворно. Вот так! А я-то знаю, что Подсекаев у него был, бывший первый горкома, сейчас ректор в каком-то университете, рассказывал как они живут хорошо. Много лет не видела, а вот приболел и приполз, скрючившись. Обратно на своих двоих вышел. Видели, что к главному ходил.
Она подмигнула Машке.
- Но я-то ведь всех лечу, не смотрю, какого они роду-племени. За это больные и ценят.
И опять Машка посмотрела на нее иронически. Но Евпраксия ее простила, как всегда. Дуракам есть привилегия - смеяться над умными.
Как-то раз шла Евпраксия с работы, спешила, и решила пройти там, где обычно никогда не ходила, дворами, за продуктовым магазином недалеко от дома. За задними дверями магазина стояло несколько темных мусорных баков, куда выбрасывали отходы. В ярком свете фонаря Евпраксия увидела плохо одетую женщину, наверное, бомжиху, ковырявшуюся в одном из баков. Подойдя поближе она вдруг узнала в ней Слепоту.
- Эй, Слепота, ты что ли? - крикнула она неуверенно.
Бомжиха повернула к ней лицо, ахнула и мелко засеменила, заспешила прочь куда-то вбок, в щель, в темноту. Сгорбленная, когда-то, видимо, высокая, это без сомнения была Слепота.
Евраксия еще некоторое время озадаченно смотрела ей вслед, в темноту, освещаемая ярким фонарным светом. Надо же... Она развернулась и пошла обратно, идти дворами расхотелось. Мало ли еще что притаилось в подворятнях, непускаемое в нормальную жизнь и изредка показывающее свое порочное истомленное лицо прохожим.
Надо же... Надо же... На душе против воли что радостно гукало, как в детстве на демонстрациях. Надо же... Надо же... Надо же... Надо же...
Еще лет пять работала Евраксия. Да и то много проработала - до 78 лет. Живая легенда - она несла свет и здоровье людям. В последние годы маловато уже сил было, но работала, тянула, деньги были нужны. У самой нее пенсия была хорошая - выслуга огромнейшая. Нужно было Милочке помогать. Петька-мерзавец ничего Милочке не платил. Мол, Ирочка уже взрослая, университет заканчивает, учебу он оплачивает, а Милочка пусть о себе заботится. Милочка бедная каждый день звонила, плакала. Сколько перетерпела от этого Петьки, сколько от людей перетерпела! С работы два раза увольняли - это с ее-то умом с ее-то талантами. Воспользовались, что Тимура нет, и убрали талантливого человека, не любят таких. Приходилось почти всю зарплату Милочке отдавать, чтобы их с Ирочкой, бедных маленьких девочек, поддержать.