Святая (СИ)

- Мама, я когда-нибудь домой после двенадцати приходила? Не переживай, я не Таська. Да и она просто дурочка, все думает, что если мужик не получит свое, то он и забудет ее. А все наоборот получается. Ну, мозгов, конечно, немного, но не такая она развратница, как ты думаешь, ей все-таки не секс нужен, а чтобы пожалел кто-то. Она, правда, как собачушка.

- Шалава она просто, - отрезала Евпраксия, - и незачем таких жалеть. Бывают шалавы умные, я таких встречала. Была у нас одна докторша, хирург. Ну от Бога врач - а шалава. А Таська твоя - просто дура плюс шалава. Ну вообще ничего в человеке нет хорошего, ни-че-го!

Ну что было с ней делать? Сердце болело за такого ребенка непутевого. Да и шушуканий на работе не хотелось. Тимуру не скажешь, вообще не поймет. Евпраксия всегда во всем образцом была. И вот такая дочь.

Как-то позвонила Таська ночью, часа в три. Машка дома была, спала. Телефон Евпраксия взяла. Попросила Машу к телефону. Возмутилась Евпраксия, и тут стала Таська канючить, что у нее бабушка умерла, а телефона у них нет, автомат все двушки съел, нужно морг вызвать. Совсем рехнулась шалава. Что за истерика, бабка уже умерла, до утра несколько часов, ничего все равно не изменить, не оживет.

- Здесь не диспетчерская, - сказала с презрением, чтоб дошло до Таськи, что она никто, и звонить по ночам не смеет, - дождешься утра и в морг доедешь, - и повесила трубку.

Машка, конечно, узнала, да еще с Таськиными соплями и воплями, но ничего матери говорить не стала. Формально мать ничего невероятного не сделала: человек умер, и вполне можно было утра дождаться. С другой стороны - событие для людей нерядовое, можно было с пониманием отнестись. А с третьей - помнила разговор с матерью, и вполне себе отчет отдавала, что для той ее дружба с Таськой - это вселенная, которую она отметала на корню, так как считала себя выше всякой, любого рода, слабости или распущенности. Объяснить матери, что она Таську просто жалеет, и что если она ее бросит, то просто добьет, потому что та и так жила в каком-то истерическом состоянии человека, опаздывающего на последний поезд, было бы невозможно, она бы не поняла, о чем вообще речь. А самое ужасное было в том, что после визита к гинекологу мать окончательно отнесла ее в ту часть мира, которую она просто терпела и только. Ну, потому что Бог всяких создал, и не ее ума дело в ту сторону смотреть и о чем-то думать. Так с детства было, с самого раннего. Она еще ничего не понимала, но чувствовала: что-то не так, пыталась подладиться под мать - но тщетно. Та ее постоянно отталкивала куда-то на другую дорогу, на которую Машке совершенно не хотелось, но ее все равно против ее воли сносило туда материнское пренебрежение. Потому и поехала в Москву, подальше от дома - надеялась никогда уже домой не вернуться. Но не срослось, замуж за москвича не вышла, пришлось домой возвращаться. Дома она опять постоянно слушала о превосходстве над ней Милочки, о ее замужестве, прекрасной дочечке. Понятное дело, любви к Милке от этого не прибавилось. Да, когда они в первый раз после пятилетней разлуки встретились, показалось, что Милочки изменилась: не чувствовала себя будущей звездой эстрады, и даже про мать сказала, что та "достала своей опекой, опластала как удав кролика". Но на проверку все оказалось еще страннее, чем раньше. Милка постоянно жаловалась на судьбу свою, на Петьку нерадивого мужа, на коллег на работе, тупых, злых и завистливых, на мать, за то что та ей не разрешила в актрисы пойти. И жаловалась бесконечно, так что невозможно было ее слушать уже, только мать с отцом каким-то непонятным образом не замечали этого, сидели, слушали и кивали.

С Таськой все-таки стала общаться меньше: уж слишком ее мать не любила. Но та не сдавалась: из одной глупости влезала в другую, потом звонила на работу, плакалась, умоляла приехать, а то она на себя руки наложит. Ну что с такой было делать? Наслушавшись Таськиных откровений, иногда уходила чуть ли не опрометью, твердо решив, что все, с нее хватит, больше никогда с ней общаться не будет. На звонки не отвечала, в кафешки, где можно было Таську застать, не заходила, но та брала измором - подкарауливала у работы, у дома. Один раз заявилась к Машке домой, и нарвалась на Евпраксию.

- Пошла вон отсюда, шалава, и чтобы духа твоего здесь никогда больше не было, - резюмировала та и без того весьма краткую беседу, и захлопнула дверь.

Где-то через полгода Таська подалась на Север искать свое женское счастье и где-то там и сгинула.

Только лет десять спустя Машка встретила ее в автобусе с ребенком, девочкой. Таська сказала что вышла замуж и родила. Впрочем, кольца на пальце не было, а Машка была уверена, что кольцо было бы первым, что Таська показала бы. Обменялись телефонами, пообещали обязательно созвониться - и на этом все закончилось.