Святая сила слова. Не предать родной язык

К сожалению, дилетантство остро-заразительно, с его проявлениями я сталкиваюсь достаточно часто. Недавно, например, был познакомлен с толкованием слов «мерзавец» и «подлец». Была, мол, на Руси казнь – обливание водой на морозе. Тот, кто подливал воду, – «подлец», а тот, кто мёрз, терпел эти муки, – «мерзавец». Что за чушь! Я тогда сказал: извините, я впервые подобное слышу, но сходу могу сказать, что это совсем не то. «Подлец», подлый человек – это то же самое, что подол платья. Подлый, низкий. А понятие «мерзавец» наверняка связано со словом «мразь» (те же самые согласные, это очень важно). Это даже не ругательство, а очень жёсткая характеристика (кстати, удивительное слово в русском языке, я всегда говорю, что русский язык без Евангелия понять невозможно). Итак, «мразь» – скорее всего от слова «мороз», «холод». Это человек, удалённый от Бога за совершённый страшный поступок. Сравните: слово «стыд» – перекликается со «студ». Тоже холод. В любом другом языке слово «стыд» с холодом никак не связано. Только в русском.

Тайная красота

Но знаете, какое искушение постигло меня, когда я заканчивал работу над книгой? Мне сказали: ты, мол, пишешь, доказываешь, что исконно русские слова – христианские, новозаветные. Однако Русь крестилась лишь в десятом веке… А язык-то существовал и до этого! Как такое может быть? Иногда мне задают такие вопросы. Я его и сам себе тысячу раз задавал. Господь меня утешил – я в книге тоже даю этому объяснение. Мне знаете что помогло? Публикация из журнала «Вокруг света», на которую мне, мальчишке, когда-то указал мой дед. Речь в статье шла о найденных археологами зёрнах пшеницы, пролежавших в запечатанном глиняном сосуде очень долго, чуть не тысячу лет. Зёрна были высеяны и, получив солнечный свет и тепло, проросли. Так вот в чём дело: изначально эти слова были даны формирующейся русской нации для будущей жизни. Какое-то время они служили, не обнаруживая своей истинной красоты. Понимаете – как нераспустившиеся, не имеющие аромата, аскетичные в своей форме бутоны розы. Нужно было солнце, тепло. Этим светом стала христианская вера. И тогда все они обрели свой глубинный смысл. Как те зёрна, они проросли, поэтому в Евангелии Христос и называется также и Светом. И я, нерусский человек, всегда говорю о богоносности русской нации. Для меня это абсолютно ясно, просто из русского языка. Помните, как Тургенев восклицал: «Не может быть, чтобы этот язык не был дан великому народу». Абсолютно верное прорицание.

– Весь наш жизненный уклад в последнее время очень поменялся…

– Да, есть проблема, когда в русский язык приходят слова, обозначающие явления, которых прежде не было. Ещё два десятилетия назад не было у нас брокеров, дилеров. Пришли новые профессии и новые понятия – не украшающие русский язык, но это ещё полбеды. А вот когда отметается русское слово и вместо него «впихивается» чужое… Это уже опасность: русский язык всё более перестаёт быть русским, и значит люди, которые говорят на нём, тоже перестают быть русскими. Самое большое открытие, которое я для себя сделал, что язык по сути – это зеркало. У всех своё зеркало – словарный запас. И в каждый момент жизни оно показывает, что вы из себя представляете. И в то же время язык – это огромное сакральное зеркало, которое стоит перед всей нацией. И в каждый момент её жизни оно показывает, что нация сегодня собой представляет.

– Судя по тому, как говорят вокруг, тенденции неутешительные…

– Это падение человека. Если слово «живот» ещё несколько столетий назад в церковнославянском было именем Христа («Я есть Живот, и Истина, и Жизнь»), то сегодня живот – это брюхо! «Какая житуха, если пустое брюхо!» Удивительно, я не встречал ни разу, чтобы всё было наоборот: слово вначале бы обозначало какое-то низкое понятие, а потом бы взлетело. В Евангелии Христос говорит удивительные слова: «Когда приду второй раз, не знаю, найду ли веру на земле».

– Василий Давыдович, как вы отдыхаете, какие книги читаете?