Святилище кровавой луны

Когда я поворачиваю голову, чтобы посмотреть прямо перед собой, все мое тело резко замирает, когда я замечаю дымку. Что-то тянет меня, и я пытаюсь ухватиться за спутанную гриву Лю, чтобы не потерять равновесие. Мои губы приоткрываются, когда я смотрю на Гидеона, чья рука нежно поглаживает грудную клетку Лю.

– Может быть, ты меня не расслышала, маленькая эльфийка. – Его голос – не более чем шепот, который струится сквозь меня. Он проводит руками по шерсти Лю, медленно и уверенно в такт шагам. Его руки обхватывают мою лодыжку, поднимаясь по ноге, пока крепко не обхватывают икру. – Я сказал, останови.

Я сглатываю комок в горле в тщетной попытке выиграть время, чтобы подобрать ответ.

– Я не выполняю мужские приказы. – Его глаза темнеют, как будто это вызов, когда я пытаюсь высвободить свою ногу из его крепкой хватки. – Как ты ее остановил? – Я сомневаюсь, что он клюнет на мою попытку сменить тему, но он все равно смеется.

– В каждом существе есть темная сторона. – Его хватка ослабевает, и он придвигается ближе, проводя пальцем вверх по моей ноге. Мое сердце бешено колотится в груди, когда я слежу взглядом за его рукой, которая медленно поднимается к моему бедру, прежде чем ухватиться за гриву лошади.

В мгновение ока он забирается на лошадь. Его рука обхватывает меня за талию, прижимая к своей груди. От всего этого движения у меня перехватывает дыхание. Внезапно солнце больше не кажется мне смертельным врагом, и я почти забываю о нашей самоубийственной миссии. Я хочу откинуться назад или заставить его обхватить меня обеими руками. Но мне не следует желать этого. То, что я сейчас чувствую, неправильно. Как только он освободится, мы разойдемся в разные стороны, потому что все, что может произойти после – в большей или меньшей степени способно навредить моей семье. Они гораздо важнее, чем то, что может чувствовать мое сердце.

– Ты занимаешь слишком много места, – заставляю я себя прорычать. Я молю Божеств, чтобы он согласился и вернулся на землю, чтобы всякие грязные мысли не лезли мне в голову. Особенно мысли о том, что может произойти, если его руки опустятся.

Его грудь вибрирует у моей спины, когда он напевает. Лю снова пускается в путь, и мои пальцы впиваются в ладонь от того, как крепко я сжимаю поводья.

Он мрачно усмехается, проводя пальцами по моему животу.

– Я не чувствую гнев, – шепчет он. – Тебе не одурачить меня, дорогуша.

Его дыхание согревает мою шею, его рука опускается к моей ноге, и его большая ладонь сжимает мое бедро – едва заметно, но я чувствую это всем своим телом. Другой рукой он обнимает меня крепче, и при этом его большой палец касается нижней части моей груди.

Я сжимаю зубы, чтобы не вздохнуть со стоном.

– Что бы ты ни чувствовал, уверяю тебя, что это совершенно неуместно. – Бросив поводья, я снимаю с себя обе его руки, несмотря на протесты моего тела, и сажусь прямо, подавшись вперед так далеко, как только могу, пока моя спина не сгибается под неестественным углом.

– Я не кусаюсь, маленькая эльфийка, – усмехается он. – Если, конечно, ты сама этого не захочешь.

Я округляю глаза и двигаюсь вперед, пока седло не упирается мне в живот.

– Ни за что. Никаких укусов. Вспомни, что я говорила о непрошеных комментариях. В скором времени нужно будет обговорить новые пункты нашего договора, – рявкаю я, ненавидя то, как мое естество подрагивает от мысли о его губах на мне, и о его зубах, покусывающих мою кожу.

Он напрягается позади меня, и краем глаза я замечаю тени, которые появляются и исчезают, забирая Гидеона с собой, прежде чем я успеваю спросить, что происходит. Тошнотворная волна пробегает по моей коже, поднимая волосы дыбом. Я чувствую, что он на самом краю нашей связующей нити, но не знаю, какие эмоции бушуют в нем.

Мой взгляд перескакивает с дерева на дерево, ожидая уловить признаки движения или нападения, но даже жуки не осмеливаются шевелить крыльями. Даже гудение роя пикси не нарушает замерший воздух. Ничто, кроме смерти, не наполняет пространство – жуткая пустота безмолвия поглощает любые признаки жизни.

Лю начинает фыркать, притопывая при каждом шаге, как будто она готова либо напасть, либо убежать при первых признаках опасности. Зарываясь пальцами в ее мягкую шерсть, я пытаюсь унять ее беспокойство, поскольку каждый шаг лошади становится более неуверенным, чем предыдущий.

Знакомая рукоять трется о мою ладонь, когда я медленно вытаскиваю один из своих клинков, стараясь не издать ни единого звука. В другую руку крепко впиваются кожаные поводья, и сам воздух словно режет, оставляя глубокие раны на коже.

Затем появляется запах – боги, отвратительный запах. Гнилостный, металлический и кислый, как будто в лесу были оставлены отравленные тела на съедение лесным тварям. Деревья вокруг становятся серыми, как будто они единственное, что осталось после пожара.

И только журчание ручья нарушает могильную тишину.

Ручья, который ведет в деревню.

Гидеон. Глава 24