Святилище любви

– Мавсаний! – испускает она вопль, полный такого ужаса, что у присутствующих невольный холодок пробегает по спинам. А потом девушка снова падает без чувств – по счастью, не на пол, а на руки Чаритона, который оказался рядом как раз вовремя, чтобы прижать к себе ее обессиленное тело.

Окинос невольно хмыкает.

Поликсена хихикает так, как могут хихикать только смущенные девчонки, но отнюдь не суровые мужчины.

– Какой проворный мальчишка! – одобрительно мурлычет Дианта, взглядом знатока меряя стройную фигуру Чаритона, и сладко улыбается юному красавчику.

Однако все его внимание поглощено девушкой, которую он держит в объятиях, и гетера тяжко вздыхает: «Прошло твое время, голубушка моя Дианта! Эрос любит молодых!»

Коринф, асклепион

Все те несколько мгновений, пока Никарета двигалась под водой к берегу, сдерживая яростное желание вздохнуть, потому что это значило – захлебнуться и умереть, девушке чудилось, будто ей снится это – и снится вся минувшая жизнь, такая короткая и такая нелегкая.

Видения сменяли одно другое с невероятной быстротой. Вот она – девочка, плавает в Скамандре, ныряет в тихих заводях за корневищами водяных нофар[71], стебли которых, вымочив в воде и высушив, перемалывали на муку. Бывало, что пшеница на полях плохо родила, а Мназон в своей лавке так поднимал цены, что многодетной Таузе было не под силу купить даже горсть муки. И Никарете приходилось снова и снова нырять за толстыми, мясистыми стеблями нофар, чтобы матери было из чего испечь лепешки для детей.

Вот она, уже молоденькая девушка на выданье, плетет сандалии из тонких полосок кожи, прикрепляя к ним обточенные камни, которые выносят на берег волны Скамандра. Однажды к ней приходит жена Мназона – низенькая, с глазами навыкате – в сопровождении сына, надменного и невзрачного Влазиса, – а потом Никарету сватают за него, и Тауза рыдает от счастья, что так удачно пристроила старшую дочь.

Вот Никарета стоит на берегу Скамандра, дрожа от страха и непонятных предчувствий… вот голос Афродиты ободряет ее… а потом утешает и помогает подняться после той ночи – самой страшной ночи в ее жизни! – когда гермафродитосы убили Аргироса, а Никарета была безжалостно изнасилована бывшим женихом и его отцом.

С тех пор миновал почти год.

Тогда она дала себе слово не оглядываться, никогда не оглядываться на прошлое и с тех пор пыталась следовать этому обещанию изо всех сил, что бы с ней ни приключалось. А приключалось многое…

Никарета знала, что Коринф, куда ей непременно нужно попасть, лежит где-то за морем, поэтому она стремилась к берегу моря. Дотащилась туда, чуть живая от голода и усталости, – и попалась финикийским пиратам, которые охотились на троадских женщин и продавали их в разных городах Эллады – кого в портовые притоны, кого в домашние рабыни. Вот и сейчас галера была уже полна визжащим и рыдающим «грузом». Пираты не навалились на Никарету всем скопом и не изнасиловали лишь потому, что слишком уж она была угрюма, измучена, а потому очень подурнела. Среди прочих пленниц можно было найти женщин покрасивей и поздоровей!

Гораздо больше самой Никареты пиратов привлекал ее заветный поясок. Первым делом они пытались снять его, но вскоре поняли, что проще разрубить девушку пополам, чем пытаться разрезать этот поясок. И разрубили бы, пожалуй… однако, на счастье Никареты, среди пиратов оказался один не вовсе уж пропащий злодей, матерью которого была храмовая служительница Астарты. Он принялся уверять, что этот поясок – не иначе, подарок Афродиты (в Финикии ее зовут Астартой, да и в некоторых местностях Эллады до сих пор сохранилось это древнее имя богини), и на всякого, кто покусится на женщину, удостоенную такого дара, падет страшное проклятье богини, начисто лишающее нечестивца мужской силы.

Кто поверил заступнику Никареты, кто не слишком, однако финикийцы – народ, Астарту весьма почитающий, а уж о том, что во всех ее храмах процветает священная порния[72], угодная богам, знает каждый, и каждый, конечно, услугами этих жриц Астарты пользовался. В Финикии они священны, ну и Никарету решили считать если не священной особой, то угодной богине и охраняемой ею. Девушку вполне могли бы отправить восвояси, однако вся эта история приключилась, когда корабль был уже в открытом море. Бросать Никарету в волны, понятно, не стали, довезли до берегов Эллады, а там отпустили на свободу.