Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Название. «Мир человека» – это хорошо. Есть мир человека, но мы его многие годы игнорировали. Верующие говорят, что вас интересуют только международные проблемы, а в душу человека вы не заглядываете, душа человека вас никогда не интересовала.

Могу привести такой пример: женщина приходит в Обком партии, просит помощи, а ей ее там не оказывают. До этого женщина уже обошла все секты, но правды она нигде не нашла, думала найти ее в Обкоме партии, пришла, но и там ей не помогли. Человек уже не знает, где ему искать правду…

Мы иногда волнений нашего советского человека не понимаем, не учитываем. В результате такие примеры, когда человек 20–30 лет работал на производстве, или работал руководящим работником, уходит на пенсию, болеет и перед смертью просит пригласить священника, бывши долгое время членом партии, отдает свой партийный билет, уходит в секту. А мы боимся сказать, что у нас есть такие изъяны. Давайте вспомним и о субъективных переживаниях человека, слишком много мы говорим об объективности и забываем о субъективных переживаниях602.

Советский атеизм, таким образом, столкнулся с трудностями в двух отношениях: в повседневной жизни, поскольку местные органы власти не могли удовлетворить индивидуальные жалобы (что побуждало обычных советских женщин, разочаровавшись в советских учреждениях, «идти в секту»), и в поиске ответов на экзистенциальные вопросы, как в том случае, когда образцовый рабочий, член партии с длительным стажем, перед смертью зовет священника и «отдает свой партийный билет, уходит в секту». С учетом того, сколь широкомасштабны были задачи советского атеистического проекта, показательно, что Москаленко описывает поставленную им проблему практически словами Достоевского: точно так же, как Иван Карамазов возвращал свой «билет» на вход в будущую гармонию, потому что не мог смириться с неразрешимыми противоречиями религии, член партии «отдает свой билет» на пороге смерти, отвергая советский строй и мировоззрение.

В своей идеологической основе коммунистический проект сулил эмансипацию человека через гармонизацию социальных отношений и избавление индивида от отчуждения. Обещанный коммунистической идеологией светский вариант «спасения» должен был уничтожить саму потребность в религии: коммунистическое общество должно стать столь справедливым и гуманным, что «опиум народа» больше не понадобится. Но в конце 1960‐х гг., когда в центре советской идеологии оказалась задача воспитания человека новой коммунистической формации, реальный советский человек по-прежнему обращался к религии – что наводило на еретические размышления о том, не коренятся ли причины сохранения религии в самóм советском социалистическом обществе. Пока местные органы власти отказывают в помощи женщине, историю которой рассказал Москаленко, религия будет препятствовать переходу советских граждан на позиции коммунистической идеологии. Даже самый примерный советский человек в свой последний час мог вернуть партийный билет.

Дискуссия, разгоревшаяся в редакции журнала «Наука и религия», не только характеризовала направления развития советского атеизма, но и изменяла их. Изучение религиозности в советском обществе позволило обнаружить феномен «модернизированной» религии и выявить недостатки различных стратегий борьбы с ней – противопоставления науки и религии или изображения религии как политически реакционной силы. Более того, интерес рядовых людей к вопросам духовной жизни побудил редакцию журнала сместить фокус внимания на мировоззренческие вопросы, и в результате к началу 1970‐х гг. одной из важнейших функций журнала стала пропаганда позитивного мировоззренческого содержания научного атеизма603. Анатолий Иванов, возглавлявший редакцию журнала в 1968–1982 гг., размышлял об этом так: