Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

В 1969 г. Владимир Тендряков – самый известный атеист-общественник среди творческой интеллигенции – навлек на себя гнев ЦК КПСС из‐за повести, которую он опубликовал в журнале «Наука и религия». Повесть, озаглавленная «Апостольская командировка», была посвящена духовному кризису советского молодого человека в конце 1960‐х гг.790 Протагонист, чей возраст близится к сорока годам, пишет статьи для научно-популярного журнала и живет с женой и дочкой в отдельной квартире в Москве. Он представляет собой архетип советской городской технической интеллигенции позднего советского периода: молодой, образованный, материально обеспеченный – воплощение советской мечты. Но при этом, как определяет Тендряков, его герой – «духовный инвалид». Протагонист отвергает свои профессиональные, социальные и семейные обязанности и решает покинуть Москву, чтобы пуститься в духовное странствие с неизвестным пунктом назначения. Впервые мы видим героя в очереди за железнодорожным билетом на одном из московских вокзалов. По ходу ожидания он видит идущего по улице паренька-хиппи, у которого к лодыжке привязана консервная банка; люди в очереди называют прохожего «тунеядцем», а протагонист молчит, поскольку у него есть собственная тайна: он стал верующим. Хотя он не выставляет свою тайну напоказ и не привязывает ее к лодыжке, тем не менее он чувствует внутреннее родство с «тунеядцем» и признает его своим духовным «родственником», так как им обоим нет места в официальном советском нарративе. Протагонист из повести Тендрякова воплощает собой самые заветные ценности советского проекта, но отвергает их в пользу воображаемого «другого» по отношению к коммунизму: религии. Он – это новый советский человек, вывернутый наизнанку.

К духовному кризису рассказчика привело осознание, что ему чего-то недостает: трансцендентной нравственной и духовной опоры, чтобы вместить и простить человеческую слабость. Это осознание кристаллизуется после того, как соседка по подъезду Риточка, раздражающая членов домового комитета своей бурной – и постоянно выносимой на публику – личной жизнью, просит рассказчика выступить в ее защиту на близящемся товарищеском суде, где будут разбирать ее аморальное поведение. Вместо того чтобы проявить сочувствие и поддержку, рассказчик ничего не предпринимает, а на следующий день узнает, что Риточка покончила с собой. Рефлексия над собственной моральной трусостью – «Шофера, сбившего ребенка, судят: не успел нажать на тормоз, а мог бы. Мог бы и я затормозить» – доводит молодого человека до духовного кризиса, который в конце концов заставляет его купить билет в один конец из советской жизни791. Любопытно, что именно от Риточки мы узнаем имя рассказчика: Юрий.

Переживаемый Юрием духовный кризис тем не менее имеет более глубокие истоки, чем его роль в несчастливой судьбе Риточки. Кризис начинается, когда рассказчик и его жена, бенефициарии хрущевской кампании жилстроительства, получают собственную отдельную квартиру. Обретенный материальный комфорт, вместо того чтобы принести герою удовлетворение, порождает новые ожидания и дальнейшие неудовлетворенные желания. Рассказчик втягивается в погоню за повседневными нуждами – мебелью, отделкой квартиры, проектами благоустройства жилья, – но он больше не понимает цели этих непрестанных усилий. Ощущая отчужденность и подавленность, Юрий начинает задаваться вопросами о причинах своей духовной опустошенности и задумываться, может ли быть в жизни что-то большее, чем карьерный рост и материальное благополучие.

Поиски смысла приводят Юрия в маленькую деревушку в российской глубинке, где он снимает койку в доме пожилой женщины, у которой единственная отрада в жизни – тоже несчастливой, но на иной лад, – религиозность. Продолжая поиски истины, он вступает в споры и с молодым деревенским священником, и с местной религиозной «фанатичкой» (которая из‐за попытки остановить разрушение сельской церкви в годы сталинской культурной революции провела двадцать лет в лагерях). Юрий проводит дни в колхозе, копая строительные котлованы и пытаясь объяснить озадаченным колхозникам, почему он отверг комфорт советской мечты, чтобы заниматься физическим трудом в глухой деревне. Тот же вопрос он задает самому себе, но не может найти адекватный ответ и через несколько недель возвращается в Москву, осознав, что религия не может дать ответы, которых он ищет.