Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

О том, что партия действительно считала массу индифферентной молодежи серьезной политической проблемой, красноречиво говорил тот факт, что данной проблеме уделялось все больше внимания, а на ее решение выделялось все больше ресурсов. С одной стороны, об этом свидетельствовали проводившиеся по инициативе партийного руководства исследования демографического, социального и культурного облика советской молодежи; с другой стороны, об этом можно было судить по интенсификации и массовости проектов, связанных с идейным воспитанием молодежи. Традиционное образование, которое молодые люди получали в школах, все в большей степени дополнялось внеурочной нагрузкой, включавшей в себя, наряду с атеистическим, военно-патриотическое (для укрепления гражданского единства) и интернационалистическое воспитание (чтобы противостоять национализму)845.

Чтобы понять духовный мир советской молодежи и отыскать каналы воздействия, с помощью которых ее можно направить на верный путь, Институт научного атеизма в течение двух лет проводил изучение «процесса формирования атеистических убеждений у студенческой молодежи», о результатах которого Окулов в 1974 г. докладывал ЦК КПСС846. Окулов отмечал, что, хотя большинство советских молодых людей «свободно от религиозных предрассудков», ситуация более сложна, чем представляется на первый взгляд, поскольку зачастую индифферентизм к религии связан с «безразличным отношением к мировоззренческим вопросам вообще, со своеобразной „бездуховностью“, безыдейностью, с ошибочными представлениями о том, будто самое главное для человека в нашу эпоху это профессиональная подготовка и ничего более»847.

Для других молодых людей характерно «примиренческое отношение» к проявлениям религиозности, особенно к религиозным праздникам и обрядам. Как было отмечено в докладной записке, в ходе исследования «выяснилось, что некоторая часть студентов видит в религиозных обрядах и праздниках народный обычай», а религия в их представлениях «выступает носительницей национальных традиций и чувств, осуществляет связь прошлого с настоящим». Эта «тревожная» тенденция была лишь малой частью выявленных примеров удивительной трансформации религиозности в советском обществе. «Имеют место факты, когда к религиозным взглядам и религиозной обрядности начинают проявлять интерес некоторые студенты, ранее бывшие неверующими или индифферентными к религии, – отмечал Окулов; этот интерес часто бывает порожден «ошибочными нравственными и мировоззренческими „исканиями“». Более того, продолжал Окулов, религиозные организации извлекают из этих исканий выгоду. Они распространяют «ошибочные представления» о том, что религия является «единственной хранительницей нравственности» и что она даже при социализме служит «регулятором нравственного поведения, прежде всего в сфере личной морали». Но, с точки зрения партийного руководства, наиболее тревожащей тенденцией было то, что иногда интерес молодых людей к религии принимает форму «фрондерства, претензий на оригинальность», а это может в свою очередь привести к идеологическому разоружению и даже оппозиционным политическим настроениям848.

Львиная доля ответственности за сохранение религиозности среди советской молодежи возлагалась на интеллигенцию. Констатировалось, что на советском телевидении, в советских кинофильмах и повестях писатели и художники проявляют «тенденцию идеализации» религиозных обрядов и традиций, вследствие чего «оживляется своеобразная мода на церковную обрядность, символику, предметы религиозного культа – иконы, крестики и т. д.». Обследование студентов-гуманитариев показало, что они зачастую восприимчивы к идеализации эстетической стороны религии, поскольку их восхищение «шедеврами того искусства, которое связано в своем историческом прошлом с религией», порождает «неоправданно положительную оценку роли религии в истории культуры, в развитии общества, сомнение в необходимости атеистической работы». Одна студентка объясняла, что изображение религиозных обрядов в современных фильмах и других произведениях искусства «доставляет эстетическое наслаждение и верующему, и неверующему». Их увлечения, доказывал автор текста, свидетельствуют об «идейной незрелости, аморфности мировоззренческих и нравственных убеждений, а порой и о низкой духовной культуре». И это было тревожнее всего, поскольку именно студенты творческих и гуманитарных специальностей должны быть «резервом нашей художественной интеллигенции, которой предстоит развивать и пропагандировать искусство с позиций научно-материалистического, социалистического мировоззрения». Возможно, наиболее опасным было то, что «отдельные писатели», такие как Солоухин, пытаются «выдать „церковное“ за „национальное“», что превращает религию не просто в модное увлечение, но в «выражение антисоциалистических и националистических настроений»849.