— Вы правы. — Полковник возвратил листок с записями стрельбы и отыскал глазами Стрельцова: — Прав ваш друг.
— Возможно, — насупившись, ответил Стрельцов.
Полковник сощурился:
— Не возможно, а точно. Не любите вы сознаваться в собственных промахах!
— Критику приходится любить, — со вздохом вставил подполковник Юзовец.
В пятницу, когда Краснов проводил занятие о новом пятилетнем плане, в класс неожиданно вошел полковник Родионов. Выслушав доклад, он не спеша, внимательно оглядел солдат и, удовлетворенный, поздоровался.
Краснов хорошо подготовился к занятию. Учебный час пролетел незаметно. Потом, уже в канцелярии, командир полка просмотрел конспект и тоже остался доволен.
— Хорошо. А еще немного — и было бы отлично.
«Придирается старик», — незаметно подмигнул Ярцев.
Полковник, будто угадав его мысли, круто повернулся к нему:
— Что это на вас за шинель вчера была?
— Шинель? — Ярцев растерялся от неожиданного вопроса. — Моя…
Отрез голубоватого драпа он купил в Москве и сшил себе превосходную шинель. Надевал он ее редко — берег, и лишь в воскресенье впервые попался на глаза командиру полка.
— Рановато в генералы метите. Форму нарушать запрещаю.
— С-слушаюсь, — с запинкой произнес Ярцев, но тут же нашелся и с улыбкой добавил: — Плох тот солдат, который не стремится стать генералом. Старинная поговорка, товарищ полковник!
На лицо Родионова набежала тень.
— Не той дорогой пошли, товарищ старший лейтенант. Плох тот солдат, который в своем стремлении стать генералом перестает быть солдатом!
Полковник ушел.
— Проглотил?
— Тебе какое дело? — раздраженно огрызнулся на Доливу Ярцев.
— Моя хата, конечно, с краю. Но суть в том, что в той хате и ты проживаешь.
— Какие мудрые мысли! — иронически воскликнул Ярцев. — Обтесали тебя на курсах.
— Подучился малость.
— Знаешь теперь, кто такой Стендаль? — Ярцев с деланным весельем расхохотался и пояснил Краснову: — Я как-то спросил его: «Читал «Пармский монастырь»?» А он: «Не люблю монашек и книг таких не читаю!»
Долива тоже засмеялся.
— Купил он меня тогда. Я и в самом деле полагал, что это о монашках. Потом-то прочел. Хорошая книга. И «Красное и черное», и «Итальянские хроники». Да не «Пармский монастырь», а «Пармская обитель»!
— Разные есть переводы, — ответил Ярцев. — Не в этом главное. Но не знать, кто такой Стендаль!
— Не у всех же такие универсальные познания, как у тебя.
— Да, Володя у нас ходячая энциклопедия, — улыбнулся Краснов.
— Какая там энциклопедия! — запальчиво воскликнул Долива, и черное крыло волос упало на глаза. — Краткий словарь иностранных слов! Нахватался верхушек и щеголяет: «Собака на сене»? Лопе де Вега? О да! Здорово сделано. Шедевр мировой драматургии!»
Долива так удачно скопировал голос и манеры Ярцева, и получилось это столь неожиданно, что Краснов рассмеялся:
— Вот где зарыта собака!
— А ты знаешь, откуда эта поговорка пошла? — спросил уязвленный Ярцев.
— Откуда? — живо заинтересовался Долива.
— Могу рассказать, — снисходительно произнес Ярцев.
— Расскажи, только не ломайся!
Ярцев на миг задумался и, медленно покачиваясь на скрипучем стуле, заговорил:
— У Сигизмунда Второго была собака. В одном из жарких сражений она спасла своему повелителю жизнь. Когда знаменитый пес закончил свое бренное существование, благодарный хозяин похоронил его у стены своего замка и сделал надгробную надпись. Через много лет в результате пожара стена обрушилась и памятник исчез. Вот приезжие всегда и спрашивали: «Где зарыта собака?» — И, довольный, что сумел блеснуть эрудицией, в небрежной позе развалился на стуле.
— Я другое толкование слышал, — заметил Краснов.
— Не знаю, — отпарировал Ярцев. — Возможно, мне изменила память, но сомневаюсь.
— Черт с ней! — воскликнул Долива. — Мне так все равно, чья собака была. А вот куда ты свою шинель генеральскую зароешь?
Вечером офицеров созвали на читку приказов. Ярцев тихо психовал: ждал взыскания. Но опасения оказались напрасными. А у Краснова гора с плеч — командир полка снял с него выговор. Наконец-то!
Надевая шинель, Краснов услышал голос майора Фролова:
— Среди офицеров много таких, у кого можно поучиться.
— Например? — спросил Стрельцов.
— Например, у капитана Панюгина.
— У Панюгина?! Ну и что вы хорошего у него заметили, товарищ майор? — скептически улыбнулся Стрельцов, переходя на официальный тон.
— А вы сами сходите к нему в батарею и сравните порядок у них и у себя. Завтра же.
— Обмен опытом в добровольно-принудительном порядке?
— В приказном, — сухо поправил майор.
Стрельцов хотел было что-то сказать, но сдержался и, стремясь сгладить неприятное впечатление, которое произвел на окружающих его разговор с Фроловым, деланно бодрым голосом пригласил Краснова к себе домой ужинать:
— Ты ведь сегодня именинник, Павел.
На улице к ним присоединился Иван Павлович. С полковым врачом Стрельцов дружил. Их объединяло не только жилье. Оба были одинокими. Стрельцов много лет мечтал о встрече с любимой девушкой. Иван Павлович тосковал по жене и ребенку, которые жили в Москве и по неизвестным Краснову причинам никак не могли приехать в Пятидворовку…