…Они решили тогда, что Нина окончит институт и приедет к нему.
И вот пошел уже третий год, а ее все нет.
«Может быть, она заболела?» — эта тревожная и простая мысль впервые пришла на ум. Он торопливо оделся и пошел на почту. На полпути его встретил Ярцев.
— Вам! Только что принесли! Извините, но я прочел. «Двадцатого выезжаю хабаровским»!
Стрельцов подбежал к столбу и при свете фонаря несколько раз перечел телеграмму — три слова, которые ждал девять лет.
…Через неделю в тесную холостяцкую квартирку Краснова и Ярцева без стука влетел капитан Стрельцов.
— Павел! — закричал с порога, но, увидев Ярцева, круто сменил тон. — Одевайтесь, лейтенант, поедете со мной на станцию!
— Что случилось? — встревожился Краснов.
— Объясню по дороге!
У крыльца ждала командирская «эмка».
— Вперед! — крикнул Стрельцов и откинулся на спинку сиденья. — Ну, Павел, еду встречать!
— Догадываюсь. В Хабаровск?
— Конечно! Батя отпустил. — Стрельцов переложил туго набитую полевую сумку.
— Зачем вы столько книг набрали?
— Конспект нужно составить. У меня хуже, чем у Чацкого: он с корабля — на бал, а мне с поезда — на занятия. Сбор сержантов начинается. Дал слово Юзовцу, что не подведу. Ты не сердишься на меня?
— За что?
— Вечер тебе испортил.
— Пустяки!
— Ночь, мороз, нельзя отправлять машину с одним шофером. Дорога — сам знаешь какая. Батя приказал взять с собой офицера. И мне скучно одному на станцию ехать! Ну, это я шучу! — Стрельцов рассмеялся. Он был так переполнен радостью близкой встречи, что никак не мог удержать ее, и она плескалась через край. — Да, если понадобится что у меня дома, ключ у Нестерова.
— Ничего не нужно.
— Мало ли что бывает. А вдруг!
Машину мерно покачивало, и Павел задремал, убаюканный неравномерным гулом мотора. Увидев, что Краснов уснул, Стрельцов укрыл его тулупом, прихваченным в дорогу запасливым водителем. А сам все смотрел и смотрел вперед, воображая свою встречу с Ниной. Ему даже пришла нелепая мысль, что вот сейчас на вершине перевала он увидит ее с поднятой рукой и скажет, изменив голос: «Вам куда, гражданка?» Нина начнет объяснять, что она едет в Пятидворовку, к капитану Стрельцову. «А кем вы ему приходитесь?» — спросит он и поставит ее в затруднительное положение. Ответить «невеста» — неудобно, «жена» — еще рано!
Машина медленно вползла на пустынную вершину горного хребта. Далеко внизу замерцали огоньки станции.
Светящейся змейкой полз пассажирский поезд. Из паровоза вылетали красные искры и, рассыпаясь, гасли в ночи.
Иван Павлович торопился домой. «В комнате, вероятно, адский холод. Некстати у меня дежурство вышло. Приедет Сергей, а ничего не готово. Хотя бы тепло было». Подойдя к двери своей комнаты, Иван Павлович достал ключ и привычно, на ощупь, сунул в замочную скважину. «Что такое?» В замке торчал ключ. «Кто бы это мог быть?» Он осторожно приотворил дверь и заглянул.
В печи весело потрескивали дрова. У письменного стола с фотографией в руках стоял ефрейтор Савичев. Иван Павлович знал его хорошо: лечил от малярии.
— Нравится?
Савичев поспешно обернулся:
— Так точно!.. Виноват, товарищ капитан, — он поставил фотографию и вытянулся. — Здравия желаю!
— Здравствуйте, — протянул руку Иван Павлович. — Как дела?
— Хороши, товарищ капитан. Мне старшина говорит: «Ступай затопи печь у командира. Приедет с молодой женой, а в комнате — холодина. Нехорошо о нас подумает, «ледяные души» — скажет».
— Спасибо, — поблагодарил Иван Павлович и взглянул на фотографию Нины.
— Серьезная, видать, девушка, — значительно сказал Савичев.
— Да, вероятно, — согласился Иван Павлович.
— Наш капитан на плохой не женится! — И в порыве откровенности добавил: — Я вот, когда демобилизуюсь, обязательно женюсь. А сейчас к чему мне семьей обзаводиться? Одни переживания.
— Да-да, одни переживания.
— Офицер — дело другое. У него вся жизнь в армии, — продолжал высказывать свой взгляд на семейную жизнь ефрейтор. — А без подруги, что ни говорите, жить несподручно. Вот уехал товарищ капитан жену встречать, а вы в санчасти дежурили — так в комнате некому и печь протопить! — Он вдруг вспомнил строгий наказ Нестерова. — Только вы, товарищ капитан, комбату ничего не говорите! Узнает — беда! Он же какой у нас: в батарею свою последнюю тетрадь принесет, а чтоб ему солдаты чего сделали — ни-ни!
— Будьте покойны, не выдам, — серьезно пообещал доктор.
— Так старшине и передам, — с явным облегчением сказал Савичев.
Иван Павлович снял шинель, повесил ее на вешалку у двери.
— Можете идти. Спасибо. Я уж сам теперь. У вас, вероятно, дела поважнее есть.
— Разрешите, я только угольком заряжу.
Иван Павлович засмеялся:
— Сразу видно заряжающего!
На несколько минут воцарилось молчание. Савичев, гремя ведром, саперной лопаткой забрасывал уголь в открытую дверцу печи. Иван Павлович принялся наводить порядок на письменном столе, который был для холостяков и кухонным, и обеденным, и рабочим.
Окончив, Савичев поднялся с корточек и с явным удовлетворением заявил:
— Тепло будет!
Оставшись один, Иван Павлович задумался. «Вот и Сергей женится, а я все бобылем липовым хожу…»