Святой день

И тогда решил я, наконец, включить себе эту самую видюшку, которую всё боялся посмотреть. Не знаю почему. Расковырять себя хотелось до чего-то.

Достал телефон. Вставил наушники. Уже палец над дисплеем занёс, чтоб нажать на «просмотр», и тут понял, что снова боюсь. Причём боюсь не того, чего обычно в этой видюшке боялся – увидеть человека за считанные минуты до его смерти, – а совсем другого. Боюсь музыки, которую Вася на этом видео играет. Жутко стало предчувствовать эту музыку, сердце забарабанило опять. Я в аптечный ящик. Наглотался валерьянки, корвалола, валокордина, валидола – всего, что про сердце. Снова сел. Какое-то подобие спокойствия на душе появилось (всё-таки есть оно в нас, химическое, таблеточное). Решил, что дай-ка я сначала посижу восстановлю события в своей голове, а потом уж посмотрю видео. И стал вспоминать.

Если б не Васина смерть, я бы вряд ли так подробно запомнил тот день. Ничего суперпримечательного в нём не было. Стандартные будни не до конца опустившихся алкоголиков и наркоманов. Собрались, как обычно, у Никиты – он один остался среди нас холостой, у него только и можно было вот так собраться. Курнули. И как-то вдруг магически звонки посыпались: эти захотели придти, те соскучились. Бывает такое – коллективное бессознательное. Может, с погодой связано как-то, не знаю.

Короче, знакомого и полузнакомого люду набралось в итоге человек двадцать – в основном, парни, но и девушек было человек пять. Среди них Машка, которую я до этого уже тыщу лет не видел. Машка – это для меня особенная девушка. Маленькая, красивая, умная. Очень независимая. Пьёт, дует наравне с парнями. У меня когда-то с ней было, – разумеется, до жены. Но отношения не завязались, потому что сразу всё превратилось в какую-то дуэль. С ней только так, видимо, и можно. С ней быть – это значит с ней сражаться. Я это как-то не потянул, отошёл от неё. И почти сразу жена, ребёнок, семейная жизнь. Но всё равно, когда я вижу Машку, что-то внутри мощно возрождается. Аж мурашки от неё, от её близости. Конечно, я виду стараюсь не подавать. Постёбываюсь над ней, как будто мне легко. Она, как всегда, мастерски парирует. Но мне кажется, всё она понимает. Мне до сих пор часто снится, как я всё на свете бросаю – жену, сына, работу, – лечу к ней и мы вместе сбегаем. Навсегда, куда глаза глядят. Автостоп, море, дожди, всякие опасности, алкоголь, наркота, экзистенциальное одиночество и прочая красота. А в конце, наверное, чья-то смерть. Для завершённости композиции. Вся эта красота у меня в голове чётко ассоциируется с Машкой – больше ни с кем. Я хожу после этих снов целый день как дурак, ничего делать не могу. Будто ветром подуло из параллельной реальности. При этом я понимаю, что эта параллельная реальность на самом деле никакая не параллельная. Машка живёт со мной в одном городе, больше того – у меня с ней было. И от этого едет крыша. Но окончательно она съезжает от той мысли, что ведь Машка согласилась бы со мной бежать. Я точно знаю.

Я, конечно, стараюсь эти мысли не развивать, отгоняю их сразу же. Хожу, отвлекаюсь, повторяю, как мантру: жена, сын, работа, работа, сын, жена. Вроде помогает.

Короче, получилась у нас в тот раз большая спонтанная тусовка. Вася, я думаю, подобные мероприятия не очень любил. А вот затесался как-то на свою беду.

Я с Васей познакомился через Никиту. Они в одной школе учились и жили в одном доме, через подъезд. Вася к нему регулярно захаживал. Это не удивительно: во-первых, Никита шарит в компах, а Вася тоже в них шарит, а, во-вторых, с Никитой легко. У него что на уме, то и на языке: может полную ерунду сморозить, а может и истину какую-нибудь изречь, – и всё это с одной и той же невозмутимой физиономией.

По-моему, Вася был слегка с аутичными наклонностями. Никита рассказывал про него, что он с детства паял у себя дома какие-то микросхемы, модельки клеил, радиоприёмники собирал. Гулять при этом практически не выходил. В классе изгоем был, от всех отхватывал, но как будто не особо из-за этого расстраивался, не плакал никогда. А потом от моделек и радиоприёмников перескочил каким-то образом на гитарные дела. Он ведь не только играл, но и делал электрогитары. Мне кажется, второе было для него и важнее где-то. Нет, играл он, конечно, тоже что надо, но как будто чего-то ему не хватало. Полёта какого-то, импровизации, не знаю. Не дотягивал он, в общем, до Хендрикса. То, как он сами гитары делал, меня лично поражало в нём гораздо больше.