Что же касается до упреков в рассуждении неисправного продовольствия, то Адмирал Ушаков, служивший от самых юных лет до седых волос в благоустроенном своем отечестве, где Высочайшая воля Государя Императора выполняется с такой же точностью в столице, как и на пределах Камчатки, не мог ожидать, чтобы власть грозных султанских фирманов не распространялась далее Серальских стен. Управляющие областями паши не что иное суть, как откупщики доходов, с коими вместе берут на откуп неограниченную власть над несчастным народом, земли те населяющим; они в первые годы своего управления взносят Порте, как данники, определенную за место плату, потом по мере обогащения своего и умножения войск своих, делаясь явными ослушниками, отчуждают себя от турецкого подданства и наконец ставят ни во что не только насылаемые им фирманы, но даже Султана самого. Несмотря на все недостатки, претерпеваемые эскадрами, Адмирал приступил немедленно к осаде Корфу. Расположив флот, как сказано было выше, в полукружии, для охранения проливов между островками Видо и Лазарет, отделены были в южный – корабли «Захарий», «Троица», фрегат «Григорий Великия Армении» и вице-адмиральский; а в северный – корабль «Богоявление», фрегаты «Счастливый» и два турецких больших; корабли «Троица», «Захарий» и турецкий контр-адмиральский временно становились на свои места, но большей частью ходили в крейсерство в северном проливе.
Оба Адмирала, не теряя времени, отправились в порт Гуино[71]
, лежащий в пяти верстах к западу от крепости. Французы, не имея достаточных сил для удержания места этого за собой, разорили его до основания и оставили потом без всякой защиты. Генуэзцы и венециане не пощадили величайших издержек для построения здесь Адмиралтейства, в котором исправлялись корабельные и гребные их флоты. Венецианская республика, опасаясь, вероятно, сделать подрыв своему арсеналу, столь много и неосновательно выхваляемому, не извлекла надлежащей пользы от этой губы, столь удобной для учреждения обширной корабельной верфи, которая могла бы снабжать себя весьма удобно обильнейшими и превосходными строевыми лесами Албании.Вся губа эта завалена была днищами трех старых кораблей, одного фрегата, затопших по верхнюю палубу, и множеством потопленных галер и гребных судов, так что с величайшим трудом можно было догрести до берега. Все строения, кроме одной смольни и лесных сараев, были истреблены; в последних найдено некоторое количество (вероятно забытое) соснового и дубового корабельного леса, который и велено употребить в пользу эскадр. Всякий народ в подобных случаях не уважил бы, конечно, укреплений, ниже съестных магазинов, ни всего того, что могло бы служить ему во вред, перейдя в неприятельские руки, но истребление пустых казарм, магазинов, Адмиралтейской верфи, стоившей стольких миллионов, разрушение множества партикулярных домов, может ли быть причислено к военным мерам? Здесь действовала одна лишь бессильная злоба, и должно сознаться, что в искусстве истреблять господа французы того времени превзошли далеко вандалов и гуннов.
В порте Гуино мы нашли множество городских жителей обоего пола и разных сословий, бивуакировавших на развалинах новейших Сарацин. Все обступили Адмирала: иные, прося о принятии их в российскую службу; другие с проектами для скорейшего овладения крепостями; многие же с доносами на домашних якобинцев. Адмирал всех просителей отсылал к графу Булгари, которого он назначил начальником всех островских селений (Intendent Generale delle Comunita), препоруча ему заняться делами своих сограждан и приведением в исполнение всех распоряжений, до островских жителей касавшихся.
По предписанию Главнокомандующего были здесь исправлены (сколько способы то позволяли) некоторые дома, в которых поместили больных с обеих эскадр. По прошествии же нескольких дней начали производиться кузнечные, плотничные, купорные и все адмиралтейские работы. Гуино сделался вторым Ахтиаром, и в нем, во все продолжение блокады Корфу, русские неоднократно угощаемы были приятными вечеринками у здешних дворян. Гуино было первое место, в которое офицеры наши начали перенимать приятный венецианский язык, на котором говорят корфиотские дамы; тут мы познакомились с гитарой, сонетами, баркароллами[72]
и с итальянским вольным обхождением.Таким образом пустыня с развалинами преобразилась в веселой обиталище; все оживотворилось: всякий искал рассеянности и никто не помышлял о недостатках, им претерпеваемых. Надобно признаться, что одним только русским представлено творить подобные чудеса: щедрость их, гибкость в обхождении, расположение к удовольствиям всякого рода и легкость, с какой научаются они чужестранным языкам, сближают их весьма скоро со всеми народами.
По приказанию Адмирала судно «Панагия» и с турецкой эскадры одна корвета лавировали около эскадр, особенно в ночное время, между островом и матерым берегом, откуда они могли в ночное время увозить пасшийся на нем скот.