Святой флотоводец России. Жизнь и деяния святого праведного воина Федора Ушакова, адмирала непобедимого

Из всех вылазок, сделанных французами, эта была самая значительная и, несмотря на превосходство сил, обратилась совершенно в ущерб их. Адмирал Ушаков крайне был доволен успехом этим и отдал полную справедливость отличившимся в этом деле: неустрашимому капитану Кикину и гренадерам его, лейтенанту Ганфельду, албанскому капитану Кирико, старшим унтер-офицерам батальона Боаселя Сикийскому и Тичинину, также унтер-офицерам Осипову, Прасолу, Васильеву, Полетову, Страховскому и Жиленке, оказавшем отличные опыты усердия и храбрости.

Сыны России! Если случится которому из вас быть в Корфиотском проливе и ехать мимо холма Кефало, взгляните на развалины русских укреплений, некогда тут бывших, а ныне может покрытых зеленым дерном! Они омочены кровью собратий ваших, положивших живот свой за единоверцев; вспомяните с признательностью имена их, осыпьте могилу Чернышева цветами и печальными ветвями кипариса! Да будут павшие за веру заступниками нашими у Престола Божия, да восторжествует всюду крест и истребятся козни мятежников и последователей буйных галлов!

Раны капитана Кикина подали повод к следующему странному анекдоту: имя этого отличного офицера сделалось известным по обеим эскадрам, сами турки принимали живейшее участие в его выздоровлении. Всякий старался быть ему в чем-либо полезным и делать ему угодное. Дня четыре спустя после поражения французов, некто Эким-Мехмед, бывший на адмиральском турецком корабле в звании главного штаб-доктора, одевшись в праздничное свое платье, вошел неожиданно в мою каюту; так как они никогда у меня прежде не бывал, то посещение это меня несколько удивило, но удивление мое еще более умножилось, когда Эким-Мехмед, подойдя ко мне ближе и сделав низкий поклон, произнес чистым русским языком следующие слова: «Ваше благородие! Бога ради поведите меня к капитану Кикину, ведь он мой господин! Я хочу его видеть и просить у него прощения. Я был коновалом у покойного его батюшки; меня отдали тогда в солдаты: под Мачиным попался я к туркам в плен, по глупости своей отурчился и женился в Царьграде, имею пять человек детей. Благодаря Бога, нажил я себе хорошее состояние, получая большое жалованье за лечение турецких матросов от ран и прочих болезней; я долго крепился… никому из русских не открывался, но как узнал, что мой барин находится здесь на кораблях и тяжело ранен неверными французами, мне стало так грустно, что я не знаю куда деваться. Заставьте за себя вечно Бога молить, поведите меня скорее к барину моему – я хочу пасть к ногам его и просить у него прощения! У меня, батюшка, русское сердце, ко мне турецкого ничего не пристало. Я не Мехмед, меня зовут Кондрашкою!»

Читатель может себе представить сколь велико было удивление мое, открыв в штаб-докторе турецкого флота беглого русского солдата! Я не мог не удовольствовать неотступной его просьбе и отвез его тотчас на корабль «Св. Павел». Он от радости был долго безмолвен и кинулся потом к ногам своего господина, коему я должен был объяснить, кого он перед собой видит. Кикин, невзирая на ужасную боль, ранами причиняемую, не мог удержаться от смеха, видя у ног своих в богатой восточной одежде, с превеликой чалмой на голове слугу своего Кондрашку, переименованного Экимом-Мехмедом и возведенного из русских коновалов в турецкого главного штаб-доктора, призывавшего Бога в свидетели, что он сохранил русское сердце и готов для отечества и господина жертвовать чином своим, достоянием, женой и детьми.