Святой грешник

Даже когда до ее затуманенного разума наконец дошло, что Нико действительность, а не призрачный мираж, готовый растаять в любое мгновение, она не захотела расстаться ни со своими мечтами, ни со сказкой, которую Нико придумал для нее.

— Расскажи мне обо всем, что ты помнишь.

— Да ведь я ничего не помню, совсем ничего. Только какие-то обрывки, клочки прошлого, да и то слишком смутные и тусклые.

— Все равно расскажи мне, — настаивал Нико.

— Кажется, я помню свою мать. Когда я была ребенком, ее вечно не было дома. По-моему, она не была особенно счастлива. Ей не нравилось жить в… — Карен замолчала и нахмурилась. — Я не помню, где мы жили. Я даже не помню, где жила сама.

— В Нью-Йорке ты снимала квартиру, а про Миннесоту я ничего не знаю. Я сейчас подумал, что, может, надо было съездить к тебе домой перед нашим отъездом, хотя… тратить на это время, с преследователем на «хвосте»…

— Он назвался репортером.

— Репортером? Ты помнишь, о чем вы с ним говорили?

— Нет. Вернее, да. — Образ высокого худощавого мужчины на какую-то секунду возник у нее перед глазами, но потом так же быстро исчез, как и появился, не оставив следа. Она попыталась вспомнить его лицо, но не смогла. — Не помню, — наконец призналась она измученным голосом.

От напряжения у нее разболелась голова. Рядом с Нико она ни о ком не могла думать, кроме него.

— Наверное, это все еще травма дает о себе знать. Ничего не могу вспомнить. Только твой голос, когда ты говорил со мной еще там, в больнице. Ты — единственное мое воспоминание. Пожалуйста, не заставляй меня больше вспоминать.

Он молча посмотрел на нее.

— Хорошо, — проговорил он наконец, выпуская ее руку из своей. — У нас еще есть время. Не бойся, я тебя не съем. Пока, по крайней мере. — Нико решил развеселить погрустневшую Карен. — По твоей ладони я прочитал, что ты прекрасно готовишь, а я люблю поесть и не хочу расставаться с поваром, который будет мне готовить вкусные завтраки, обеды и ужины.

Поковыряв вилкой в недоеденном омлете, Карен откинулась на спинку кресла.

— Кто-то заставил тебя страдать? Тебе причинили боль, принцесса?

— Нет, — машинально ответила она, — не мне.

Ответ сорвался с ее губ абсолютно неожиданно, но она знала, что это правда.

— Я уже ничего не знаю, Нико, ни в чем не уверена, — произнесла она устало, — но вполне возможно, что тот, кто гонится за мной, теперь разыскивает и тебя тоже. Я чувствую, что отсиживаться где-то, скрываться — не по мне, и раз я уехала из Миннесоты, на то была веская причина.

Наступила тишина. Только ветер выл снаружи, налетая на стены, пытаясь забраться внутрь.

Нико и сам уже понял, что Карен сильная натура. Женщину, которая, едва держась на ногах, настаивает на том, чтобы идти самостоятельно, не так легко испугать.

— Я думаю, с одним репортером, если нужно, мы справимся. — Он поднялся и подошел к окну. — Но сегодня вечером битва нам не грозит. Пока шторм не закончится, никто не сможет попасть на остров.

— У меня уже глаза слипаются, — призналась Карен.

— Сегодня мы поспим на полу. Я постелю матрасы. А завтра, когда дом достаточно прогреется, поищем спальни.

— Спальни? Отдельные? — Карен лукаво посмотрела на него. — Но ведь мы же любовники.

Она флиртовала с ним. Подстегивала его воображение, используя тот же прием, который он применил в больнице.

— Это было во сне, Карен, — произнес он с трудом, едва владея собой.

— Я знаю и очень сожалею об этом. — Она скрестила руки, сжала локти пальцами. — Единственное, о чем я мечтаю, так это чтобы кто-нибудь обнял меня покрепче сегодня ночью. Ты обнимешь меня, согреешь?

Она знала, что Нико не сможет устоять. Что же еще он мог ответить, кроме: «Я постараюсь»?

7

Слэйд-Айленд

Нико постелил на полу два матраса и накрыл их пледом, сверху принес подушки и одеяла.

Сняв ботинки, Карен забралась под одеяло и стала устраиваться поудобнее.

— Я ожидала увидеть золотистые песчаные пляжи, — мечтательно произнесла она. — Но снег — это тоже достаточно романтично.

— Хорошо там, где нас нет, — лаконично заметил Нико.

Он задул свечу и подбросил поленьев в камин. Вид, открывающийся из окна дома, напоминал черно-белую гравюру. Темные ветви деревьев, опушенные искрящимся снегом, четко вырисовывались на фоне бледного лунного диска. Ветер гонял над землей обрывки серого тумана.

Нико отошел от окна и оглядел темную комнату. Поленья в камине занялись и тихо потрескивали, рассыпая вокруг огненные искры. Дальше тянуть было бессмысленно, и Нико со вздохом направился к импровизированной кровати на полу.

— Если ты не захочешь обнять меня, я пойму. — Карен отвернулась от него. — Двадцать лет никто не пел мне колыбельных, я уже взрослая девочка.

— А что тебе пела на ночь твоя мать? — спросил Нико, растягиваясь на матрасе.

— Мне пел папа. Он пел ирландские колыбельные песни.

— А что сейчас с твоим отцом?

После небольшой паузы Карен произнесла:

— Он погиб, когда мне было восемь лет. Его раздавило комбайном.

— Значит, он был фермером?

Карен ответила, но ее голос прозвучал неуверенно.

— Я… я не знаю. Наверное.