Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие

С другой стороны, содержание и стиль беседы заключают в себе такие черты, которые препятствуют усвоить беседу св. Григорию Чудотворцу. To родство по содержанию между беседой и трактатом к Феопомпу, на какое указывают защитники подлинности беседы (см. выше. стр. 531–534), в сущности сводится к сходству в таких выражениях которые сделались общими местами у церковных писателей; а различие в общем характере рассуждений и изложения отмечено уже и Martin’ом, который, правда, ищет объяснения его в специальном назначении беседы, как произведения назидательного. Однако тема беседы такова, что при всем желании оратора приспособиться к особенным задачам проповеди и обстановке ее произнесения, в ней должно было непременно найти отражение философское направление св. Григория.

Далее, хотя в беседе нет таких технических богословских терминов, которые непререкаемо указывали бы на ее позднейшее происхождение, однако отдельные выражения представляются слишком определенными и закругленными для второй половины ІІІ века. Напр.: „Он восхотел, возмог, нисшел, спас“; „днесь рождается Сущий, и Сущий становится тем, чем Он не был“; „Он принимает мое тело, чтобы я вместил его Слово, и, приняв мою плоть, дает мне Своего Духа, чтобы, и давая и принимая, сообщить мне сокровище жизни; Он принимает мою плоть, чтобы освятить меня; дает мне Своего Духа, чтобы спасти меня“; „Бог пришел на землю, и человек на небо, — все соединилось; пришел на землю всецело существующий на небесах, и всецело существующий на небе всецело является на земле; будучи бесстрастным Словом, Он стал плотию, — сделался плотию, чтобы обитать в нас“.

Наконец, стиль в отдельных частях беседы сильно уклоняется от тяжелого, обильного длинными периодами языка св. Григория, и скорее напоминает стиль писателей конца IV и Y веков. Так, беседа начинается такими сравнительно краткими предложениями: „таинство странное и преславное вижу: пастыри оглашают слух мой, произнося не пустынную песнь, но воспевая небесный гимн; ангелы поют, архангелы, воспевают, херувимы взывают, серафимы славословят, все торжествуют, видя Бога на земле и человека на небесах“. И далее большой отдел, начинающийся словами: „цари пришли поклониться небесному Царю славы, воины — послужить Военачальнику сил, жены пришли к Рожденному от жены, чтобы изменить скорби жены в радость; девы — к Сыну Девы“— и т. д. И еще: „Буква принадлежит синагоге, а приобретение — Церкви; та получила скрижали, а эта нашла жемчужину; та окрашивала волну, а эта оделась в багряницу; Иудея произвела Его, а вселенная приняла Его; синагога вскормила и воспитала Его, а Церковь приняла его и получила пользу; у той виноградная ветвь, а у нее грозд истины; та собрала виноград, а язычники пьют таинственное питье: та посеяла зерно пшеницы в Иудее, а язычники серпом веры пожали колос; язычники благочестиво сорвали розу, а у иудеев осталось терние неверия; птенец отлетел, а безумцы остались при гнезде; иудеи объясняют листья письмени, а язычники срывают плод Духа“. „Ныне древние узы разрешены, диавол посрамлен, бесы обратились в бегство, смерть сокрушена, рай открыт, проклятие уничтожено, грех удален, заблуждение истреблено, истина возвратилась и учение благочестия повсюду рассеялось и распространилось, вышняя жизнь насаждена на земле, ангелы входят в общение с людьми и люди бестрепетно беседуют с ангелами“. Такое построение речи напоминает уже анализированные беседы в честь Пресвятой Богородицы. Наконец, приведенное сейчас утверждение, что заблуждение истреблено, истина возвратилась и учение благочестия повсюду рассеялось и распространилось, было бы слишком большим преувеличением для времени св. Григория Чудотворца.

По всем этим соображениям не представляется возможным признать и эту последнюю беседу произведением св. Григория Чудотворца. A вместе с тем получается общий вывод, что ни одна из известных в настоящее время и приписываемых св. Григорию бесед не может быть усвоена просветителю Понта.

ГЛABA XI. Утраченные творения св. Григория Чудотворца и фрагменты.

Блаж. Иероним, сообщив о том, что св. Григорий написал благодарственную речь Оригену и переложение Екклесиаста, присоединяет, что известны „и другие послания“(et aliae huius vulgo feruntur epistulae) [800]. Трудно сказать, какой смысл соединял блаж. Иероним с „aliae epistulae“, так как в предыдущих словах он не назвал ни одного послания, то можно было бы полагать, что у него „epistula“имеет более широкое значение, но какое именно, — решить этот вопрос не представляется возможным в виду отсутствия каких-нибудь известий. К epistulae в более тесном смысле можно отнести· „Каноническое послание“, „К Евагрию“, а также „К Татиану о душе“. Но ограничивается ли этими произведениями содержание „aliae epistulae“?