В последнее время он это делал всегда, вне зависимости от национальности и вероисповедания пациента. Однажды после крестного знамения больной – по национальности татарин – сказал хирургу: «Я ведь мусульманин. Зачем же вы меня крестите?» Последовал ответ: «Хоть религии разные, а Бог один. Под Богом все едины» (9).
Интересно, как бы Лука действовал сегодня, окажись, например, в больнице города Грозного. И поняли бы его действия чеченцы?
Святитель Лука неплохо знал Коран и умел его в нужном месте цитировать. «Нам следует взять пример с мусульман, у которых в каждом кишлаке и ауле непременно есть не одна, а несколько маленьких мечетей», – утверждал святой (10).
Лука высоко ценил религиозность мусульман и иудеев. Однажды, на замечание одного из священников, что в воскресенье назначен воскресник, он сказал: «Вот русские люди трусы, татары бы и не вышли ни один на работу, и никто бы ничего с ними не сделал. Если бы так поступали с татарами или евреями в их праздник, то ни один не вышел бы на работу. Ну, а наши, русские, православные, как бараны, боятся и, несмотря на праздник, идут сатане навстречу» (11).
И все-таки свт. Лука был далек от безбрежного экуменизма. И, если дело касалось переманивания верующих из одной религии в другую, не боялся резких слов. Впрочем, особых трений между религиозными объединениями не существовало. С началом же хрущевских гонений религиозные разборки потеряли всякую актуальность.
…В наши дни нелишне вспомнить те годы. Понимая всю сложность и болезненность межконфессиональных проблем, осознавая невозможность простых решений в сфере межрелигиозного диалога, сегодня нельзя не чувствовать межрелигиозное противостояние как неправду, а межхристианские разделения как наш общий грех и нашу общую боль, как нашу общую внутреннюю задачу, которую вновь и вновь надо пытаться решать.
XVI. Миссионерские усилия святителя Луки
Христос заповедал Своим ученикам: «Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28, 19). Эта заповедь обращена не только к апостолам, но и ко всем христианам.
В прежние времена миссионерство в России было, преимущественно, связано с христианизацией инородцев. В XIV веке преподобный Стефан Пермский просвещал зырян (коми). Ученики преподобного Сергия Радонежского основывают обители, которые занимаются духовным образованием людей, живших в вологодских, ярославских и костромских землях. В XV–XVI веках шла активная проповедь среди населения Поволжья. С XVIII столетия развивалась миссия в Сибири и на Кавказе и т. д.
В то же время миссия в дореволюционной России была завязана на контрмиссию, на борьбу, часто совсем не христианскую по своему духу, со всевозможными язычниками, сектантами и старообрядцами.
Как отмечает церковный историк И.К. Смолич, «борьбу с расколом Церковь поставила во главу всей своей миссионерской деятельности, растрачивая почти бесплодно свои силы и упуская тем самым из виду другие важные задачи пастырского служения» (1). Это сказалось прежде всего на самой господствующей церкви, укрепив ее, как пишет тот же историк, обрядовый характер и сделав «почти невозможными всякие дальнейшие улучшения (например, в богослужении), хотя они и казались желательными».
Конечно, во все времена в Церкви была миссия и контрмиссия. В своих посланиях апостол Павел боролся с лжеучениями, предостерегал от лукавых людей и обманщиков (2 Тим. 3, 13). Он старался провести четкие границы между ними и Церковью. Но такого рода обличения были вторичны по отношению к проповеди Евангелия, к реальности христианской жизни. Ортодоксия следовала за ортопраксией, мыслительные конструкции подчинялись практике подражания Христу.
К сожалению, в дореволюционной России контрмиссионерство занимало непропорционально большое место. Недаром князь Евгений Трубецкой после одного из миссионерских съездов сказал: «Чтобы восстановить истинное значение Дома Божьего, следует прежде всего изгнать оттуда миссионеров». Были, конечно, и наработки иного рода, опыт создания миссионерских общин и братств, но общий фон был таков.
После воссоздания в 1943 году структур Московского патриархата у Церкви появился соблазн хотя бы частично вернуться к дореволюционной практике. В СДРПЦ был даже направлен запрос о возможности создания синодального Миссионерского отдела, в задачу которого входила бы борьба с сектами, но ответ последовал отрицательный.
Архиепископ Лука отчасти разделял дореволюционные взгляды на миссию. Однако положительное миссионерство у него очевидным образом преобладало над отрицательным. Да и сами антисектантские действия Луки рождались не из желания повоевать, а из апостольского стремления оградить свою паству от чуждого влияния.