Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки

В первые послевоенные годы Русская православная церковь продолжила сборы на патриотические цели. Средства использовались для поддержки инвалидов войны, вдов и детей-сирот, для организации бесплатных обедов. Такого рода деятельность встретила противодействие со стороны властей предержащих. Они пытаются ограничить влияние духовенства на народ. Уполномоченные СДРПЦ проводят ряд «ограничительных мероприятий». А именно: запрещают шефство церковных общин над госпиталями, детскими садами, инвалидными домами, борются с практикой выдачи священниками пособий инвалидам войны и их семьям, ликвидируют кассы взаимопомощи.

Скажем, в 1945 году в Сталинградской области 77-летний священник Владимир Ларионов практиковал, «помимо органов собеса, раздачи лично денег, яиц и хлеба нуждающимся семьям и детям». Уполномоченный требует, чтобы архиерей добился прекращения подобной благотворительности (3).

В этом же году священник симферопольской Владимирской церкви Леонтий Чепелевский «выдал разным лицам пособий в сумме 1250 руб.». И эта его деятельность была пресечена (4).

Вскоре сама практика сбора на патриотические нужды, поднимавшая церковный авторитет, уходит в прошлое. Она была прекращена в 1947 году согласно указанию из Совета министров. В Крыму 17 февраля 1947 года уполномоченный отдал распоряжение правящему архиерею прекратить сборы в виде доброго совета. На вопрос Луки – почему прекратить? – тот ответил: «У церкви, наверное, выросли потребности в средствах на содержание духовных учебных заведений, на Патриархию, на епархию, на ремонт храмов… и вот эти средства, которые собираются на патриотические цели, следует обратить на внутрицерковные потребности» (5).

Послевоенный патриотизм был действенным миссионерским ресурсом Церкви. Когда в начале 1950-х годов, во времена охоты за космополитами, в адрес Церкви полетели обвинения, что она учит любви к врагам Отечества, Лука в книге «Наука и религия» сказал: «Это очень опасное и явно ложное политическое обвинение… Обвинение в антипатриотизме сразу же может оттолкнуть от церкви всякого, кто любит свое Отечество. Прием этот довольно старый. Еще в первые века христианства, когда язычество вело с ним борьбу не на жизнь, а на смерть, самым сильным и успешным обвинением, возводимым на христиан, было обвинение в опасности их для государства и власти» (6).

В первые послевоенные годы происходит жесткое размежевание естественного и советского патриотизма. Естественный патриотизм был связан не только с почвой, с корнями, не только с православием, но и с культурой во всем ее многообразии. По носителям такой, не усеченной культуры наносят свой удар партийные идеологи. Напомним, что в августе 1946 года произошло событие, на долгие годы определившее судьбу многих талантливых поэтов и писателей. Имеется в виду печально знаменитое Постановление Оргбюро ЦК ВКП (б) от 14 августа 1946 г. («О журналах «Звезда» и «Ленинград»). «В журнале «Звезда» за последнее время, наряду со значительными и удачными произведениями советских писателей, появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений… Предоставление Зощенко и Ахматовой активной роли в журнале, несомненно, внесло элементы идейного разброда и дезорганизации в среде ленинградских писателей…» (7).

Государство опять возвращалось к идеологии 1930-х годов, к поискам врагов народа, к усилению классовой борьбы.

В этой ситуации архиереи Русской православной церкви оказались перед искушением советского патриотизма. Слова митрополита Сергия в «Декларации» 1927 года о том, что «мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей православной родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи…», начинали звучать зловеще. Как далеко можно зайти в послушании государственному аппарату? Одно дело, когда архипастырь вынужден выбирать из двух зол меньшее, соглашаться на те или иные указания госчиновников. Другое – когда он сам, от чистого сердца считает, что назначение Церкви в обществе – быть верным помощником государства. Так сказать, соработничать до конца. Спасительная миссия Церкви становится в сознании не выдержавших искус ложного патриотизма епископов где-то на десятом месте, и подмена начинает следовать за подменой. Церковное и государственное валится в одну корзину, а церковно-государственные отношения оказываются превыше всего.