Святой Павел. Апостол, которого мы любим ненавидеть

2 Антиохия О последующих 15 годах жизни Павла не известно почти ничего. Лука упоминает о них вскользь, да и сам Павел описывает в самых общих очертаниях (быть может, потому, что этот период завершился трагически и воспоминания были болезненны). Сразу после рассказа о видении под Дамаском он пишет: «Я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне апостолам, а пошел в Аравию…»1 В этом послании Павел всячески подчеркивает свою независимость от Двенадцати и иерусалимской общины. Он всегда настаивал на том, что его миссия была поручена ему самим Христом и потому он не нуждался в одобрении иерусалимских лидеров движения. Судя по настойчивости, с которой он об этом говорит, его желание дистанцироваться от Двенадцати многими воспринималось как странное и даже подозрительное. Однако у Павла были веские основания полагать, что в Святом городе ему не обрадуются. Последователи Иисуса почти наверняка отнеслись бы к его внезапному обращению с недоверием, а бывшие собратья-фарисеи могли подвергнуть его репрессиям за «отступничество». Поэтому он немедленно отправился в языческий мир исполнять свою миссию. Но почему именно Аравия, а не Пальмира или города Финикии? Для такого выбора были веские причины. Набатейское царство в землях юга Палестины (на территории современной Иордании и северо-запада Саудовской Аравии) было самым могущественным соседом Израиля. К моменту появления там Павла (33/34 г.), оно стяжало немалые богатства, контролируя торговые пути между Южной Аравией и Персидским заливом, по которым пряности, золото, жемчуг, редкие лекарства и другие предметы роскоши попадали в Средиземноморье. При царе Арете IV город Пéтра с его домами, выстроенными из красного песчаника, стал настоящим чудом. А поскольку в этом царстве жило много евреев, Павел, скорее всего, проповедовал в синагогах крупных набатейских городов «богобоязненным» язычникам: людям, которые восхищались иудейской верой, посещали богослужения, слушали Писание, но не прошли через долгий и трудный процесс полного обращения. Политические и экономические связи с Иудеей были налажены; арабы считались потомками Измаила, старшего сына Авраама от его рабыни Агари2. Таким образом, это были родственные племена, причем арабы, со своей стороны, считали себя членами Авраамова рода и делали сыновьям обрезание. Пророки Исаия и Иеремия предрекали, что в конце времен Набатея станет одним из народов, которые поклонятся Яхве в Иерусалиме3. Поэтому Павел вполне мог считать Аравию подходящим местом для начала миссии4. Он ничего не рассказывает о своей деятельности там, и мы можем лишь строить догадки на сей счет. Должно быть, он немало времени проводил в размышлениях и молитве — дамасский опыт нуждался в осмыслении, и это подталкивает к предположениям насчет того, как именно повлияло на него пребывание в Аравии. Всю последующую жизнь Павел обеспечивал себя, работая руками5. Он, если основываться на словах Луки, занимался «деланием палаток» и был кожевником6. Впоследствии Мишна посоветует изучающим Тору совмещать штудии с овладением ремеслом. Поэтому многие исследователи предполагают, что Павел выучился этому занятию параллельно с учебой у Гамалиила, о которой упоминает Лука7. Однако о такой раввинской практике стало известно только в середине II в. А избранное Павлом ремесло было особенно востребовано именно в Аравии, где местных бедуинов называли «жителями палаток». И если Павел действительно учился ему в Аравии, он владел искусством разрезать кожу и сшивать куски так, чтобы полотно было водонепроницаемым, и каждый день проводил целые часы на скамье, склонясь над работой, так что его руки постепенно загрубели и покрылись мозолями, и это сказалось на почерке: буквы стали крупными8. Ремесло позволяло Павлу сохранять экономическую независимость, а то и обеспечивало кров над головой9. Также оно сопутствовало его миссионерской деятельности. На многих полотнах великих живописцев мы видим, как Павел проповедует толпам в прекрасных колоннадах и величественных лекториях, но более правдоподобна иная картина: Павел ведет свой рассказ в мастерской. Изготовление палаток было тихим занятием, и Павел вполне мог сочетать его с беседой об Иисусе и Царстве с покупателями и другими ремесленниками. Вообще же мастерские зачастую располагались на агоре (рыночной площади) или в задней части магазина. У Павла не было времени на публичные лекции: почти все время съедала работа. «…Вы помните, братия, — написал он фессалоникийцам, — труд наш и изнурение: ночью и днем работая…»10 Обычно ремесленник вставал до рассвета, чтобы по максимуму использовать светлое время суток. За исключением субботы, Павел трудился дни напролет, и, если ученики хотели повидать его, они должны были приходить к нему в мастерскую. Немногие из апостолов обеспечивали себя, работая, и некоторые из противников Павла считали, что, примкнув к низшим слоям общества, он скомпрометировал Слово Божье. Однако после Дамаска Павел хотел преодолеть сословные границы. В отличие от многих учеников Иисуса, он изначально принадлежал к социальной элите и мог позволить себе недоступную простым людям роскошь полностью посвятить себя учебе. Во всех обществах до Нового времени высшие классы отличались от остальной части населения возможностью жить, не работая11. Историк культуры Торстейн Веблен объясняет, что в таких обществах «труд ассоциируется… со слабостью и подчинением». Для «благородного и свободнорожденного человека» работа была не только «постыдна … но и нравственно невозможна»12. Зачастую на ремесленников смотрели с презрением. И наверное, для Павла это было особенно тяжело: он привык к иному обращению. Однако, сознательно отказавшись от прежнего образа жизни и солидаризировавшись с простыми людьми, он практиковал каждодневный кеносис, или «самоуничижение», сродни тому, на которое пошел Иисус, когда «уничижил Себя Самого, приняв образ раба»13. Более того, Павел говорил, что, избрав физический труд, он по сути поработил себя14. Ведь это была тяжелая жизнь. По словам Павла, он и его работники проводили время «в трудах, в бдениях»15 и терпели «голод, и жажду, и наготу и побои», «как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне»16. Жизнь в Аравии могла также заставить Павла вновь задуматься о роли Авраама, что впоследствии отразилось в его толковании христианского учения17. Многие евреи считали, что гора Синай (где Бог дал Моисею Тору) находится на юге Набатеи. На Павла произвело глубокое впечатление то, что Синай расположен неподалеку от Хегры, второго по величине города Набатеи: возможно, Хегра была названа в честь Агари, Авраамовой наложницы. Отсюда у Павла возникла ассоциация Агари с Торой, а ее положение рабыни стало для него символом уз Закона Моисеева, от которых, как он считал, его освободил Христос18. Оглядываясь на свое прошлое ревностного фарисея, Павел считал, что находился в то время в рабстве у того, что он называл «грехом». Однако он не ставил знака равенства между Законом и грехом, нет, он настаивал на том, что Тора — «доброе», но при неукоснительном следовании заповедям раньше он был «пленником закона греховного, находящегося в членах моих»19. Он был рабом греха, ибо не мог делать то, что в глубине души считал правильным20. Для Павла грех — это дьявольская сила, перед которой мы фактически беззащитны. Сегодня можно связать такое понятие «греха» с инстинктами, которые генерируются в гипоталамусе и унаследованы нами от предков-рептилий. Они помогли нашему виду сохраниться, заставляя нас бежать от опасности, бороться за территорию и статус, присваивать доступные ресурсы и производить потомство. В них «я» стоит на первом месте. Этим автоматическим, непосредственным и могущественным реакциям, пронизывающим всю нашу деятельность, включая религиозные верования, чрезвычайно сложно сопротивляться. Свое былое радение о Законе Павел считал пороком, ибо оно диктовалось эгоистическим шовинизмом, толкавшим его на то, чтобы нападать, преследовать и даже убивать еврейских собратьев во имя чести и достоинства своего народа. Однако, если Агарь символизировала прошлое «я», ее муж, Авраам, знаменовал путь вперед. Согласно книге Бытия, Авраам некогда обошел всю землю, обещанную его потомкам21. Теперь, оказавшись в Аравии, Павел шел по следам Авраама. Было о чем задуматься! Задолго до дарования Торы Моисею на горе Синай Бог назвал Авраама праведным за его веру ( пистис )22. Еще до обрезания Авраама Бог обещал, что через него будут благословлены все народы на Земле23. Размышляя о своей миссии по обращению язычников, Павел действительно мог воспринимать Авраама как ключевую фигуру. Тот не был рожден иудеем, но стал родоначальником всего еврейского народа. А значит, в каком-то смысле был и иуде­ем, и язычником. Подобно Аврааму, Павел получил от Бога указание оставить прежний образ жизни и отправиться в чужие земли, он также был призван основать новую семью, в которую войдут и иудеи, и язычники24. Павел мог знать, что еще Иоанн Креститель призывал евреев не полагаться на происхождение от Авраама25 и что сам Иисус предсказывал: когда установится Царство, язычники придут издалека и сядут за один стол с Авраамом, Исааком и Иаковом26. Все это предвосхищало проповедь Павла в языческом мире, через которую суждено было исполниться обещаниям, данным Богом Аврааму. Однако Павел оказался в Аравии не в лучший момент. В 34 г. Ирод Антипа вторгся на территорию Набатеи и основал к югу от Мертвого моря израильский анклав. Но царь Арета неожиданно атаковал иродианских наемников и уничтожил их. Антипа же впоследствии впал в немилость в Риме и был сослан в галльский город Лугдун (нынешний Лион). Многие евреи усмотрели в этом возмездие свыше за казнь Иоанна Крестителя, а ученики Иисуса — еще и предзнаменование скорого прихода Царства. По-видимому, в результате политических передряг Павлу пришлось вернуться в Дамаск, где его радикальная проповедь привлекла внимание царя Ареты, ставшего отныне ставленником Рима в регионе. Павел был вынужден бежать, спасая свою жизнь. Друзья помогли ему выбраться из города, спустив по городской стене в корзине27. Оказавшись в безопасности, Павел провел две недели в Иерусалиме, став гостем Петра. Он не афишировал (а может, и скрывал) свой приезд, ибо мог опасаться мести со стороны бывших жертв и бывших соратников. Поэтому вел себя очень тихо: «Другого же из апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня»28. В то время Петр еще оставался бесспорным лидером иерусалимской общины, но Иаков, возможно, возглавлял консервативное крыло Иисусова движения, которое более ревностно соблюдало Тору. Интересно было бы узнать, о чем они разговаривали. Без сомнения, Петру было что рассказать об Иисусе, а Павел мог поделиться своими размышлениями о роли Авраама. Как единственный мыслитель в движении Павел мог очень страстно проповедовать свои идеи и сильно повлиять на Петра, который впоследствии разделил некоторые из них29. Через две недели Павел уехал в диаспору и не возвращался в Иерусалим 14 лет. Он попал в Киликию, но о его миссии в этих краях ничего не известно30. Возможно, он продолжал, по примеру Авраама, обходить Землю Обетованную: следовал вдоль Средиземноморского побережья, затем в районе Таврских гор повернул к востоку и достиг реки Евфрат31. Согласно еврейской топографии, по ту сторону Таврских гор находилась территория, после потопа отведенная Иафету, младшему сыну Ноя. Однажды Павел посетит эту чужеземную страну, но пока он предпочел остаться в землях Сима, старшего сына Ноя и предка семитских народов32. Возможно, в Киликии он основал некоторые общины, но прямых указаний на это нет. Затем, приблизительно в 40 г., его пригласили в Антиохию, третий по величине город Восточной империи. Согласно Деяниям, в Антиохии христианское движение делало большие успехи: проповедь эллинистов, изгнанных из Иерусалима, привлекла массу «богобоязненных» язычников, коих в этом городе было множество33. В отличие от Рима и Иерусалима, Антиохия не имела еврейского квартала: общины были разбросаны по всему городу. Антиохийцы живо интересовались религией, многих тянуло к иудаизму, и, приходя на собрания паствы Мессии, они чувствовали себя там как дома. В их местной традиции присутствовало «пребывание в Боге»» ( энтеос ), поэтому им нравились шумные и восторженные собрания последователей Иисуса, где под воздействием Духа «говорили языками», наблюдали видения, впадали в экстаз и изрекали пророчества. Кроме того, новообращенные ощущали: после крещения их воспринимают как полноправных членов общин, а не как людей второго сорта, какими они оставались в обычных синагогах. Когда новости об этих обращениях достигли Иерусалима, Двенадцать апостолов были заинтригованы, но сочли уместным проявить осторожность. Петр и сам крестил «богобоязненных», не требуя от них обрезания, но не в таких огромных количествах. Не очередной ли это знак близости Царства? Предсказывали же пророки, что в последние дни язычники со всего мира наконец признают Бога Израилева. Но насколько истинна вера этих сирийцев? Не осквернена ли она прежними идолопоклонническими обычаями? И когда они пророчествуют и говорят языками, действительно ли их ведет Дух или сказывается связь с местными богами? Насколько евреям допустимо жить и молиться вместе с необрезанными язычниками? О каких совместных трапезах между язычниками и благочестивыми иудеями можно говорить, если язычники не соблюдают пищевых запретов? Чтобы разобраться в ситуации, Двенадцать отрядили в Антиохию Варнаву: кипрский еврей, владевший арамейским и греческим языками, он принадлежал обоим мирам34. Как представитель диаспоры он знал, что смешанные общины евреев и язычников за пределами Иудеи не редкость. Более того, синагоги диаспоры часто просили «богобоязненных» язычников не становиться полными прозелитами, ибо слишком большое число новообращенных встревожило бы римские власти35. Но, прибыв в Антиохию, Варнава, видимо, понял: верующим из язычников необходимо более тщательно изучить еврейское Священное Писание и идеальной кандидатурой на роль учителя был бы Павел, образованный фарисей. Поэтому, сообщает Лука, Варнава «пошел в Тарс искать Савла и, найдя его, привел в Антиохию»36. И снова Павел появился на сцене в непростой и даже опасный момент. Годом раньше император Калигула, объявивший себя по восшествии на престол богом, повелел водрузить свою статую в иерусалимском Храме. Для этого в Палестину был послан Петроний, наместник Антиохии. Однако, прибыв в порт Птолемаиды, он увидел, что на равнине возле города собрались тысячи еврейских крестьян и горожан: все они протестовали против императорского указа и заявили, что, если в Храм внесут идола, не будут собирать урожай. А это, сообщил Петроний императору, чревато невыплатой ежегодной подати. Возникла тупиковая ситуация, вызвавшая большое недовольство в Антиохии, где Калигула был очень популярен. В этом городе умер Германик, отец Калигулы, любимый в народе. И когда в 37 г. Антиохия сильно пострадала от землетрясения, Калигула финансировал ее восстановление. Соответственно, после известий о конфликте Петрония с евреями в городе начались волнения: многие синагоги были разрушены и многие представители диаспоры погибли. Через год после прибытия Павла в Антиохию Калигула был убит, и тут восстали евреи Александрии и Антиохии. Новый император Клавдий (правил в 41–54 гг.) подавил мятежи, но подтвердил традиционные права евреев, и шаткий мир был восстановлен. По сообщению Луки, именно в Антиохии учеников Иисуса прозвали «христианами»37. Возможно, в ходе волнений после гибели Калигулы имперские чиновники Антиохии стали называть евреев, почитавших Мессию, которого распял Пилат, христианами , чтобы отличить их от иродиан — евреев, связывавших грядущее благополучие Израиля с Иродом Агриппой, новым царем Иудеи и ставленником Рима38. Таким образом, христиане уже могли восприниматься как потенциальные диссиденты. Без сомнения, Павел не мог не возмущаться притязаниями Калигулы на божественность. И его беспокоил культ императора в Антиохии: жители приносили жертвы Юлию Цезарю и богине Роме еще со времен Августа, а император Тиберий (правил в 14–37 гг.) претендовал на божественные почести для себя и своего брата Друза. Однако, по-видимому, Павел советовал христианам не участвовать в волнениях, последовавших за смертью Калигулы. Он всегда говорил ученикам, что они должны «жить тихо», пока Мессия не вернется и не установит свое Царство. А это, как он надеялся, должно было произойти еще на его веку39. Прибыв в Антиохию, он целый год трудился с Варнавой над созданием прочной общины. В Антиохии, в отличие от Иерусалима, оба они считались полноправными апостолами, не уступающими Двенадцати: Варнава — поскольку был членом движения с самого начала, а Павел — из-за откровения под Дамаском40. В Антиохии Павел не вводил новшества, но сохранял порядки, введенные Двенадцатью на заре движения. Крещение осталось обрядом инициации. В этом экспериментальном сообществе иудеев и язычников крещальный возглас, которым приветствовали каждого нового члена по выходе из купели, обретал особой смысл: «Больше нет ни иудея, ни язычника; ни раба, ни свободного; ни мужского пола, ни женского!»41 Эту позицию, возможно, разделял и сам Иисус. Эллинисты же, пришедшие в Антиохию с благовестием, давно подчеркивали универсализм, присущий иудейскому монотеизму. В диаспоре вопрос об обрезании обращенных язычников был менее животрепещущим, чем на еврейской родине42. Павел также перенял у Двенадцати традицию вечери Господней; его описание этого события в точности соответствует Евангелию от Марка, древнейшему из известных нам Евангелий43. Это была настоящая трапеза, и участники ее ели вволю, но это было также и «поминовение»: хлеб и вино освящались, как во время последней трапезы Иисуса с Двенадцатью, — и таким образом вечеря ритуально воспроизводила смерть Христа. Однако, поскольку поклонение было сосредоточено уже не на Торе, а на Мессии, это, как и восторженные проявления Святого Духа, шло вразрез с иудейским обычаем44. Все лидеры движения в Антиохии, включая Павла, были не только учителями, но и пророками45. Обдумывая ситуации в общинах, они постились и молились, подобно другим еврейским мистикам, — возможно, поместив голову между коленей, — и ждали наития свыше46. Дух проявлялся в даре языков, вдохновенных речах и исцелениях. Это показывало, что божественная сила, возможная благодаря прославлению Иисуса, активно действует в мире47. Антиохийская община направляла миссии на Кипр, в Памфилию и Южную Галатию. Участвовал ли в них Павел, неизвестно. Рассказ Луки о так называемом «первом апостольском путешествии» Павла во многом похож на легенду и исторически недостоверен48. Сообщение о том, как Сергий Павел, проконсул Кипра, воспринял Слово Божье, очень уж резко контрастирует с упоминанием местных еврейских общин, которые «исполнились зависти и, противореча и злословя, сопротивлялись», — эта предвзятость отражает постоянное стремление Луки отделить христианское движение от иудаизма49. Но в то же время эти рассказы дают представление о силе той проповеди, которую несли с собой неизвестные миссионеры по мере того, как движение постепенно распространялось из Антиохии на окружающие регионы50. Если горизонты антиохийской общины расширялись, иерусалимская община, руководимая Двенадцатью, все больше погружалась в местные заботы: в Земле Израильской объявился новый Мессия51. В 41 г. Калигула провозгласил Ирода Агриппу, воспитанного при дворе императора в Риме, царем земель в верховьях Иордана. Это был первый случай после Ирода Великого, когда иудей получил царский титул. По пути на восток его радостно приветствовали александрийские евреи, а когда он прибыл в Иерусалим, его мессианство было подтверждено новыми милостями со стороны императора: Калигула даровал ему Галилею и Перею, которыми некогда правил его дядя Антипа. Чуть позже Клавдий в благодарность за поддержку после убийства Калигулы добавил к его владениям Иудею и Самарию. В результате Агриппа стал царем всей Земли Израильской и важнейшим ставленником Рима в этом регионе. Агриппа любил свой народ и стремился завоевать популярность, участвуя в храмовом культе. Впоследствии в Мишне раввины вспомнят, как эмоционально читал он Тору под конец праздника Кущей. Дойдя до Моисеева описания того, каким должен быть праведный царь, — этот текст, как считалось, относился к Мессии — Агриппа прослезился и запнулся на словах: «Из среды братьев твоих поставь над собою царя; не можешь поставить над собою иноземца, который не брат тебе»52. Как мог он, Агриппа, чьи предки происходили из Идумеи, называться царем Израиля? Но из толпы крикнули: «Не бойся, Агриппа, ты брат наш!»53 Однако для последователей Иисуса Агриппа был ложным Мессией, и потому он начал гонения на их лидеров. Сначала он обезглавил Иакова, брата Иоанна, который был вторым человеком в общине после Петра54. Затем, как рассказывает Лука, увидев, что иерусалимская знать одобрила казнь Иакова, Агриппа арестовал Петра55. Судя по всему, для него было крайне важно, как отреагируют на его действия, и он стремился добиться расположения высшего духовенства, которое давно раздражал и сам Иисус, и его последователи56. Но Петр, сообщает Лука, чудесным образом спасся из тюрьмы и бежал из города57. Впоследствии он вернется в Иерусалим, но пока ему пришлось оставить руководство общиной, и после этого происшествия мы больше не слышим о Двенадцати апостолах: возможно, им всем пришлось отправиться в изгнание. Новым главой иерусалимской общины стал Иаков, брат Иисуса, которому удалось укрепить ее положение в городе. Известный как цадик (праведник), он глубоко почитал Храм. Христианский историк Егесипп (ок. 110 — ок. 180) описывает, как он ходил по городу в льняных одеждах, словно священник, и совершал в храмовых пределах особую церемонию, напоминавшую обряды Йом-Киппура. «Его находили стоящим на коленях и молящимся о прощении всего народа; колени его стали мозолистыми, словно у верблюда»58. Возможно, подобно кумранскому Учителю праведности, Иаков стремился создать альтернативное духовенство, которое должно было прийти на смену священникам-аристократам, потворствовавшим имперским властям и позволявшим Агриппе осквернять священные пределы своими претензиями на мессианство59. В конце концов Агриппа зашел слишком далеко и утратил благосклонность Рима. Во время же своего последнего приезда в Кесарию он вышел к народу, одетый в роскошный плащ, отделанный серебром. Его появление вызвало такое восхищение, что толпа ахнула: «Это голос Бога, а не человека!» Но тут, рассказывает Лука, ангел Господень поразил его за высокомерие, и Агриппа скоропостижно скончался60. Его сын Агриппа II был еще несовершеннолетним, и этими землями вновь стали править римские прокураторы. Восстановление прямого римского владычества было серьезным ударом, и Иаков мог прийти к выводу, что Царство Божие наступит, только когда Израиль очистится . Он мог также неукоснительным соблюдением Торы, что было популярно среди многих иудейских последователей Иисуса, желать сблизиться с фарисеями, которые возглавляли сопротивление Риму. Ведь как бы ни относились первые христиане к Иисусу, Тора, освященная многовековой традицией, обладала незыблемым авторитетом и мистической силой61. Следование традиционным предписаниям, таким как обрезание и соблюдение пищевых запретов, считалось важным не только потому, что евреи желали держаться особняком от других народов: скорее, это символизировало священное служение Израиля Богу в повседневной жизни так же, как в религиозной. В I в. иудеи помнили, что именно благодаря этой отдельной «святой» ( кадош ) жизни их предки сохранили национальную идентичность в долгие годы вавилонского плена. Они четко знали, что за священные законы погибали Маккавеи, сражавшиеся против селевкидского царя Антиоха Епифана (правил в 175–164 гг. до н.э.), который запретил обрезание и соблюдение субботы. И также они знали, что Антиоха поддерживали евреи-отступники, полагавшее, что обрезание более не имеет значения. Восстание Маккавеев (в 168–143 гг. до н.э.) избавило иудеев от Селевкидов, и многие верили: тщательно соблюдая Тору, еврейский народ сможет вновь спастись от имперского владычества. Особенно ревностно отстаивали традицию язычники, полностью обратившиеся в иудаизм и совершившие болезненный ритуал обрезания. Ведь соблюдение законов избавило их от положения изгоев, и они резко негативно воспринимали любые попытки умалить значимость этих установлений. Прозелиты, примкнувшие к движению Иисуса, принесли такие настроения с собой в общину. Они были убеждены, что лишь строгое следование религиозным предписаниям ускорит возвращение Мессии. Именно такие люди, видимо, были среди прибывших в Антиохию из Иудеи в конце 40-х гг. Как рассказывает Лука, они «учили братьев: если не обрежетесь по обряду Моисееву, не можете спастись»62. У приехавших нашлись сторонники в Антиохии, но Павел с Варнавой дали им решительный отпор. К этому моменту Павел уже не один год жил и работал с язычниками и был убежден: преображение, связанное с жизнью «во Христе», не имеет отношения к установлениям Торы. Павел не отвергал Тору и по-прежнему считал, что этические заповеди могут послужить ценным нравственным ориентиром для человечества. Однако, по его мнению, со смертью и воскресением Мессии мир изменился: Тора утратила былое значение63. Снова и снова он убеждался: новообращенные из язычников, которые никогда не соблюдали Закон, обретают дары Духа в той же мере, что и ученики Иисуса из иудеев. Однако некоторые иудеи-христиане считали его отступником. Возможно, они поддерживали обращение язычников, но настаивали: если те хотят войти в общину Мессии, то должны стать иудеями в полном смысле слова. Эти верующие относились к смешанным, состоящим из иудеев и язычников, общинам Павла с большим сомнением: разве могут иудеи жить, есть и вступать в брак с язычниками, не нарушая основные заповеди Торы и не изменяя многовековой отеческой традиции? В своих посланиях Павел не упоминает о приезде этих критически настроенных иудеев в Антиохию. И ничто не указывает на то, что они были посланы лидерами иерусалимской общины: Лука и Павел ясно дают понять, что воззрения подобных консерваторов отличались от взглядов Иакова, Петра и Иоанна — «столпов» движения в Иудее. Возможно, они приехали из диаспоры, чтобы самостоятельно изучить обстановку и убедить Иакова: несмотря на положительные отзывы Варнавы, такие вольности не совместимы с иудаизмом и отсрочивают возвращение Мессии и наступление Царства. Лука сообщает, что Павел и Варнава вели ожесточенные споры с этими приезжими, и в результате руководители антиохийской общины поручили Павлу и Варнаве возглавить делегацию в Иерусалим: пусть «столпы» выскажут свое мнение… Делегация прибыла в город в конце 48 или начале 49 г.64 О последующей встрече у нас есть два разных отчета. Возможно, Лука не вполне уяснил ситуацию: у него получается, что антиохийцы искали одобрения «столпов». Однако Павел, единственный известный нам очевидец, настаивает в Послании к Галатам, что это была встреча равных: участники совместно искали разумное решение проблемы, чреватой расколом движения. Лука с его постоянным желанием утвердить авторитет Двенадцати описывает встречу в Иерусалиме как официальный церковный собор, в ходе которого произносились торжественные речи. Под конец, сообщает он, Иаков вынес авторитетное заключение, которое историки называют «Апостольским декретом». У Павла описана несколько иная картина: он и его спутники просто побеседовали со «столпами»: Иаковом, Кифой и Иоанном65. Павел начал разговор с того, что рассказал об успехах языческой миссии в надежде убедить «столпов»: то, что происходит в Антиохии, находится в полном соответствии с идеалами движения Иисуса66. К несчастью, сообщает Павел, их общению мешали: «вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе…»67 Павел и Варнава привели в Иерусалим Тита, одного из греческих обращенных: пусть «столпы» увидят, что верующие из язычников ведомы тем же духом, что и иудейские ученики Иисуса. Конечно, Павел понимал, что присутствие Тита заострит проблемы. И ожидания его не обманули: ригористы потребовали немедленного обрезания Тита. Однако доводы Павла были столь убедительны, а духовность Тита была столь подлинной, что «столпы» не стали навязывать обрезание. Павел подчеркивает: «Они не возложили на меня ничего более , напротив того, увидев, что мне вверено благовестие для необрезанных, как Петру для обрезанных, ибо Содействовавший Петру в апостольстве у обрезанных содействовал и мне у язычников… подали мне и Варнаве руку общения…»68 Павел, Варнава и «столпы» пожали друг другу руки и заключили соглашение, в котором было два пункта. Во-первых, миссионерская деятельность Петра среди иудеев и Павла среди язычников были признаны равно значимыми. От язычников не требовалось совершать обрезание и соблюдать иудейские обычаи69. Во-вторых, общины диаспоры должны были «помнить нищих». Относительно последнего Павел замечает: «…что и старался я исполнять в точности»70. В последующие годы второе условие обретет для Павла новый смысл, хотя первоначально могло лишь напоминать о важности служения бедным и обездоленным, чему учил и Иисус71. Однако оно могло иметь и другое значение. Еще со времен Маккавеев те евреи, кто считал себя подлинными иудеями — скрывающимися, угнетаемыми и гонимыми, остатком последнего времени, — именовали себя «неимущими» (евр. эвйоним )72. Так говорили о себе и кумраниты, и Иисусова община в Иерусалиме. Соответственно, слово «не­имущие» было синонимом слов «добродетельные» и «праведные», и Иаков Праведный, постоянно молившийся за грешников Израиля, выражал глубоко иудейское благоговение перед «эвйоним», которые жили в сердце Святого Города73. Таким образом «столпы» могли просить верующих диаспоры помнить о том, какую важную роль играли нищие и неимущие в разворачивающейся эсхатологической драме: им предстояло быть в Иерусалиме и встретить Мессию, когда он вернется. И Павел легко откликнулся на просьбу: считая Иерусалим историческим центром движения, он пообещал донести это до новообращенных язычников. Однако проблема обрезания и тщательного соблюдения Торы не ушла с повестки дня. Иерусалимская встреча закончилась для Павла хорошо, но рассказ его наполнен горечью и попытками оправдаться. Возможно, его противники оказали давление на Иакова, и тяжелые споры продолжились после ухода антиохийцев из города. Вскоре Иаков решил-таки возложить на языческих последователей Иисуса дополнительные обязательства. Возможно, это дополнение отражено в «Апостольском декрете», который цитирует Лука. Иаков известил всех языческих членов движения: «…угодно Святому Духу и нам не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого: воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины, и блуда»74. Это решение вполне могло быть компромиссным, призванным умиротворить консервативных верующих, однако у него был существенный недостаток: оно было основано на установлениях Книги Левит, где эти пищевые запреты предписывались не только израильтянам, но и «пришельцам» ( герим ), живущим среди них75. А это открывало лазейку для критиков Павла: если языческие последователи Иисуса проходят по категории «пришельцев», их нельзя считать детьми Авраама. И если евреи будут вкушать вечерю Господню с необрезанными язычниками, не соблюдающими Тору, они и сами нарушат Закон. Конфликт достиг кульминации в Анти­охии. Туда пришел Петр, и, по рассказам Павла, поначалу участвовал в общих трапезах с языческими верующими, но после прихода посланцев Иакова устранился, опасаясь обрезанных. Пример оказался заразителен, и в итоге Павел остался единственным иудеем в антиохийской общине, сидящим за одним столом со своими языческими братьями и сестрами. Как он с горечью напишет галатам, «даже Варнава был увлечен их лицемерием». Это был самый болезненный разрыв в его жизни, и, быть может, неслучайно он впоследствии не любил вспоминать антиохийскую эпопею. При всей общине Павел гневно упрекнул Петра в измене принципам. Его позиция была такова: когда он, Павел, допускает язычников к вечере Господней, он не делает ничего нового. Это соответствует «истине евангельской», подтвержденной недавно в Иерусалиме. Сам Иисус учил, что мессианский пир открыт для всех. Иаков же изменил правила и предал крещальное утверждение: «Нет уже Иудея, ни язычника!»76 Павел страстно верил: Царство не придет до тех пор, пока язычники — исполненные Святого Духа — не будут молиться вместе со своими иудейскими братьями и сестрами на свой лад77. Ведь сказал Бог пророку Исаие: «Да не говорит сын иноплеменника, присоединившийся к Господу: "Господь совсем отделил меня от Своего народа"… Я приведу на святую гору Мою и обрадую их в Моем доме молитвы… ибо дом мой назовется домом молитвы для всех народов»78. Именно эти слова процитировал Иисус, изгоняя менял из Храма. Да, обновление Израиля, столь дорогое сердцу Иакова, важно. Однако Иаков забыл слова Всевышнего: «…мало того, что ты будешь рабом Моим для восстановления колен Иаковлевых и для возвращения остатков Израиля, но я сделаю тебя светом народов, чтобы спасение Мое простерлось до концов земли»79. Вскоре после конфликта в Антиохии произошло разделение. Опечаленный, оскорбленный, с ощущением, что его миссия не удалась, Павел порвал с Варнавой. Вместе с Силой, одним из пророков антиохийской общины, он отправился с миссией к «концам земли». Теперь он был уверен, что только он сохранил верность Слову Божью, однако его иудейские соратники считали, что это их предали: им казалось, что он изменил соглашению, достигнутому в Иерусалиме. С тех пор многие верующие будут относиться к Павлу с подозрением. Критики будут отрицать, что он вправе называться апостолом, упрекать его в отступничестве, высмеивать его богословские взгляды и даже манеру проповедовать. Все это ускорит кончину Павла.