Фрол и Пантюша засуетились, снуя по двору с масляными фонарями. Работа их не была напрасной. Скоро свет факелов, вставленных в железные скобы частокола, осветил выгул почти как днем. Впрочем, кажется, лишь для того, чтобы подтвердить слова отца Феоны, утверждавшего в разговоре с отцом наместником, что искать следы вокруг тела, брошенного в свинарнике, дело гиблое. Труп ключника почти утонул в грязной жиже, в которую превратилась земля, изрытая и вспаханная свиными рылами и острыми копытами. Тем не менее после более внимательного осмотра некоторые выводы стали очевидными.
Первое – труп не только не был съеден, на что скорее всего рассчитывали преступники. Времени не хватило даже на то, чтобы изувечить его до неузнаваемости. Определенно душегубцы не знали о трудниках, часто остававшихся в свинарнике на ночь, а значит, либо плохо, либо совсем не разбирались в монастырских делах. То есть людьми они, скорее всего, были пришлыми.
Второе – хлев не был местом убийства отца Симеона. Слишком мало крови было как на самом трупе, так и вокруг него, а между тем Феона, кроме перерезанного горла, насчитал еще десяток глубоких колотых ран. То есть отец Симеон должен был бы утонуть в собственной крови, чего на самом деле не было. Крови в столь массивном теле, которым обладал покойный ключник, оказалось совсем немного. Из чего следовало, что после убийства труп монаха некоторое время лежал где-то в укромном месте и только потом был перенесен в свинарник.
Третье умозаключение разумно дополняло предыдущие – убийц было по меньшей мере двое. Об этом говорил вес отца ключника. Перенести девять пудов мертвой плоти с места убийства до свинарника и при этом не оставить по дороге никаких следов – задача трудновыполнимая для одного даже очень сильного человека.
Закончив с осмотром, Феона резко поднялся на ноги, отряхивая запачканную рясу.
– Нужна тележка, – произнес он, обращаясь к Пантюше и Фролу, все это время с любопытством и суеверным страхом наблюдавшим за его действиями.
– Так, это… – растерянно почесал в затылке Пантюша, – нету такой. Есть носилки. Мы на них корм таскаем.
– Годится, – согласно кивнул Феона, – отнесите тело на ледник.
В следующий момент возникла неловкая заминка. Трудники, робко переглядываясь, остались стоять на месте и не спешили выполнять неприятное поручение.
– Ну? – нахмурился Феона. – В чем дело?
– Он же мертвый! – с ужасом пролепетал Фрол, отступая за спину не менее испуганного Пантюши.
Монах бросил на работников взгляд, полный самых мрачных предзнаменований.
– Думаете, для меня это новость? Или считаете, что он самостоятельно до ледника доберется? Берите и несите, а будут вопросы, скажите – я приказал.
За спиной послышалось тягучее скрипение открываемой калитки и холодный, по-змеиному вкрадчивый голос прошелестел:
– Что здесь происходит, отец честной? Чье это мертвое тело, и кто дал тебе право распоряжаться?
Фрол с Пантюшей, неохотно взявшиеся исполнять указание инока, услышав голос, в недоумении остановились, на краткий миг замерев в самых нелепых позах. Отец Феона медленно обернулся и бросил надменный взгляд на человека, осмелившегося говорить с ним в обители в подобном тоне.
Долговязый пресвитер Варлаам стоял перед открытой настежь калиткой, держа масляный фонарь на вытянутой руке. Напряжение и раздраженность, которые читались в каждом его движении, видимо, сказались на небрежности в одежде всегда подтянутого и опрятного пресвитера. На скотный двор он явился без мантии, в одном подряснике.
– Здесь, отец Варлаам, происходит розыск, ибо сотворилось жестокое душегубство одного из братьев, – сдержанно ответил Феона. – По промыслу Божьему два года я несу послушание дознавателя в этой обители, потому я там, где преступление. А вот что привело сюда тебя, отче?
Варлаам вздрогнул и с неприязнью посмотрел на инока.
– Твоя близость с боярином Шереметевым не дает тебе права дерзить, – произнес он заносчиво, – знай свое место, чернец!
– В чем видишь ты дерзость, отец? Я лишь спросил, почему пришел сюда так поспешно, что даже забыл надеть мантию? И откуда узнал об убийстве? Кто сказал?
Пресвитер почувствовал себя весьма неуютно под пристальным взглядом отца Феоны. Некоторое время он пребывал в смущении. Впрочем, растерянность, если это была она, быстро прошла. Спесиво выпятив губы, Варлаам нехотя объяснился:
– Фома, мой служка, плохо спит по ночам. Он разбудил меня и сказал, что в свинарнике разбушевались свиньи и происходит что-то подозрительное. Я поспешил сюда, разузнать, в чем дело. Этого довольно, отец?
– Вполне, – кивнул Феона, – хотя проще было бы послать самого служку. А теперь, отец, если тебе удалось удовлетворить любопытство, позволь, я продолжу работу?
– Не позволю! – неожиданно жестко заявил пресвитер. – Ты отстранен от исполнения обязанностей дознавателя.
– Кем?