Святой сатана

– Законом! В обители происходят непонятные убийства, в том числе и государевых людей, чернец обвинен в колдовстве и чернокнижии. Теперь следствие до выяснения всех обстоятельств должно будет вестись извне, светскими властями. Любой нарушитель сам окажется под следствием. Странно, что ты, законник, забыл это!

Отец Феона промолчал, зато подал голос скотник Пантюша:

– А с отцом Симеоном что? Тут оставить? Сожрут, отродья свинские! Им это сделать, что кадь обоссать!

Отец Феона со скрытой иронией посмотрел на пресвитера.

– И правда, отче, что делать? Не по-христиански как-то. Не поймут православные!

Пресвитер в растерянности прикусил губу и осмотрелся.

– Вы куда его несли?

– На ледник, отец.

– Ну так и несите, – раздраженно махнул он рукой, уходя прочь. – Утром приедет Стромилов, пусть разбирается.

Спустя некоторое время отец Феона, накинув на плечи задубевший от времени овечий кожух, внимательно осматривал в леднике тело отца Симеона, лежащее на высокой дубовой скамье. При свете полудюжины фонарей монах обратил внимание, что удары на теле ключника были нанесены тяжелым боевым ножом с широким обоюдоострым лезвием. Такое оружие не носят ни крестьяне, ни монахи. Это оружие воина или разбойника. Продолжая осмотр, отец Феона заметил, что ногти на руках убитого монаха обломаны до крови, а глубокие ссадины на лице подтвердили догадку, что труп тащили по камням или щебенке. Бросилась в глаза и желтая пыльца пижмы на одежде, которую он в уличных сумерках принял за обычную грязь. Сделанные наблюдения весьма ограничивали поиск места, где совершено было убийство несчастного отца Симеона.

Удовлетворенный проделанной работой отец Феона скинул на пол ненужный уже кожух и вышел из ледника на свежий воздух. Рассвело. Двор был еще пуст, но уже скоро на колокольне звонари должны были ударить в колокола, созывая монастырских насельников на утреннюю службу.

Крепко потерев ладонями осунувшееся от усталости лицо, отец Феона с прищуром посмотрел на появившееся на горизонте солнце, наслаждаясь его теплом, когда краем глаза заметил растрепанного Маврикия, вприпрыжку несущегося по Соборной площади. Послушник бежал, придерживая одной рукой на затылке норовящую слететь с головы старенькую камилавку, второй он призывно махал учителю, желая привлечь к себе его внимание.

Увидев столь потешное зрелище, отец Феона легко догадался, что в обители опять произошло что-то, что требовало его безотлагательного вмешательства.

– Отче, – задыхаясь от бега, выпалил Маврикий, как только смог это сделать внятно. – Несчастье в обители! Невеста царская пропала!

Глава двадцатая

Без лишних церемоний, чеканно-быстрым, по-военному размеренным шагом вошел отец Феона в покои игумена Иллария, властным движением руки упредив желание осоловевшего служки, сидевшего в передних сенях, воспрепятствовать этому. В игуменской моленной на широкой резной лавке, стоящей под красным окном, в мрачном безмолвии сидел боярин Шереметев и терпеливо ожидал, пока Илларий и присоединившийся к нему воевода Стромилов, стоя на коленях у иконостаса, отбивали бесконечные поклоны Спасителю, Богородице и Иоанну Крестителю, молясь за упокой души отца Симеона да за здравие царской невесты Марии Хлоповой.

Терпения опытному дипломату было не занимать, однако, увидев монаха, входящего в комнату, боярин не выдержал и, вскочив на ноги, бросился к старому приятелю.

– Гришка… Григорий Федорович, что происходит? Какой злодей это совершил?

– Ты, Федор Иванович, про душегубство или пропажу Хлоповой толкуешь? – уточнил Феона, несмотря на то, что прекрасно понял, о чем спрашивал его лукавый царедворец.

– А… нет, так-то конечно… – слегка смутился боярин от случайного откровения.

– Только убийство, – добавил он после короткого размышления, – это происшествие местное, а вот пропажа царской невесты – дело государево! Тут головы полетят, никому не поздоровится!

– Напрасно ты так, боярин, – покачал головой Стромилов и, поднявшись с колен, тут же всем телом осел на лавку, жалобно скрипнувшую под немалым весом воеводы. – Два преступления за одну ночь в маленькой обители невольно заставляют думать об их связи между собой. Как мыслишь, отец Феона?

– Полагаю, тут ты прав, Юрий Яковлевич, – согласился монах. – Что известно о пропаже?

Стромилов скривился, как от зубной боли, и беспомощно развел руками.

– Со слов бабки Хлоповой, вчера, отстояв вечерю, Мария сразу легла спать, а утром ее постель оказалась пустой. Служанки ничего не слышали и не могут ничего сказать. Никаких следов. Ничего нет, что хоть как-то могло помочь в розыске. Прямо колдовство, прости Господи!

Стромилов поспешно перекрестился, тайком сплюнул через правое плечо и схватился за серебряную пуговицу на своем кафтане. Федор Шереметев, никогда не отличавшийся ни суеверием, ни особой набожностью, увидев ужимки воеводы, нахмурился.

– Вы вот что, судари мои, ворожбу сюда не впутывайте! Архиепископ Арсений только того и ждет. Лучше думайте, что делать. Вы же знатоки!