Святые грешники

— Да тут все! Несчастная любовь к суке-учительнице!

— Учительнице?!

— Да, одна гадина закрутила с ним, с подростком, а потом, как водится, бросила. В общем, целый роман и такая жуткая история.

— Ну а ты-то чего? Куда глядела? Твой мог бы поговорить по-мужски.

— В общем-то, я сама запуталась. И по совету одной подруги пошла к такому специалисту, знаменитому на всю Москву. Экстрасенсу не экстрасенсу, специалисту по гороскопам. Такая простая тетка… К ней вся Москва ходит. Она по числам считает.

— А как фамилия?

— Бобрина!

— А, ну да, Бобрина, — вздохнув, проговорил он, вспомнив Людкину наставницу. — Скорее она по гороскопам.

— Так вот она мне глаза и открыла.

— На что?

— На нашу жизнь. Судьбу. Она сказала, что самое большое взаимопонимание у него бы было… самая большая связь у него с его генетическим отцом… И ему бы пошло на пользу встретиться с ним. Только он в силах повлиять на него положительно.

«Да! — подумал Дубравин. — Единственный мужчина, за которого женщина готова отдать свою жизнь, это ее сын. Тут уж она будет стараться изо всех сил».

— А от этого хуже не будет? — сказал он. — У тебя и так в семье раздрай полный. Каждый сам по себе. А что будет с мужем, когда он все это поймет? Вы всю жизнь позиционировали его как отца. А теперь он кто будет? Он в петлю не полезет от таких новостей? Ты об этом подумала?

Она с досадой кивнула головой. Понимай, как знаешь!

И он опять удивился тому, что человек нисколько не меняется со временем. Что она так же, как и когда-то — двенадцать лет назад, — снова пытается решить проблему, запутав ее еще больше. Но промолчал. Почти за полвека своей жизни он твердо усвоил один, но очень важный урок. Иногда лучше промолчать.

— И еще Бобрина мне сказала, что по моим показателям у меня в принципе детей не должно было быть. Но, как она заметила: «Это твоя самодеятельность. Ты сама что-то себе построила. И теперь платишь за эту самодеятельность по полной. И будешь платить всю жизнь»…

— Правильно она сказала, — заметил Дубравин. — Я тоже плачу за то, что когда-то отказался от поиска любви. Женился, потому что считал: в моей жизни уже ничего такого, как с тобой, не будет никогда. И решил, что стерпится-слюбится. Так вот, не стерпелось и не слюбилось. За это теперь пришлось заплатить по полной программе. Выслушать немало. И отдать… Так вот.

— Я тоже плачу! — сказала Галина.

— Ты платишь за то, что разлучила отца с сыном, исходя из каких-то своих представлений о жизни, о карьере. Платишь своим счастьем, платишь счастьем сына, который живет в чужой семье. И мужем. Может, он, если бы ты тогда ушла, нашел бы себе новую бабу. Начал другую жизнь. А ты струсила. Не пошла… Теперь платишь…

— Ладно тебе! — с досадой махнула она. — Чего теперь говорить-то? Все прошло.

— Да, чего уж теперь говорить-то. Давай лучше выпьем.

Они выпили холодное белое.

Бутылка кончилась. Косоглазая официантка — то ли узбечка, то ли кореянка — с любезной улыбкой подскочила к столику:

— Может еще бутылочку?

Дубравин, конечно, против. Какая еще такая бутылочка, когда у него еще, как говорится, «день до вечера». Но Галина, наоборот, поддержала идею.

И бутылочка явилась, заставив Дубравина задуматься: «А не взялась ли она снимать стресс с помощью этого давно известного русским людям способа?»

* * *

Такая вот случилась у них встреча. Встреча, которая раньше, может быть, подвигла бы Дубравина на новые поступки, может быть, даже необдуманные и в будущем имеющие последствия. Но теперь у него есть чем дорожить в жизни. Есть семья, ради создания которой пришлось многим пожертвовать. И через многое пройти. Есть Людка, есть Дуня. И ему абсолютно не хочется подставлять своих любимых ради еще одного эксперимента.

Короче, он стал расчетливее и скупее. Пора бы уже.

И только одна заноза осталась в его душе. Это его сын. Георгий. Тут еще история не закончилась. Но он пока не готов что-то решать. Пока в голове варится своя каша, замешенная на простой истине: ребенок не виноват ни в чем! Но он тоже платит по нашим грехам. И все вспоминаются ему те слова на берегу Средиземного моря, сказанные мальчиком в той единственной совместной поездке: «Я люблю Сашу».

И он чувствует, что где-то в глубине его сердца живет такой же простой отцовский ответ.

IV

Грузили апельсины бочками.

Потом колбасы кругами. Вино ящиками. Рыбу коробками. А белорыбицу «поленьями». Нагрузили так, что «Русь» села в воде сантиметров на двадцать.

А что делать? Что делать-то, когда наступает юбилей? Как ни крути, а полтинничек на счетчике набежал. И народ требует праздника. Приходится раскошеливаться.

Сначала он задал пир силен в Москве. Для тамошних соратников. Знаменитый «Яръ», где в свое время гуляли все известные люди и пели цыгане, изволила посетить делегация из «Молодежной газеты» во главе с Протасовым. Съесть толком всего приготовленного не смогли, но «надкусили» и попробовали и белорыбицу, и икорку, и трюфели. Попили и вина заморские.

Второй «удар по печени» Дубравин получил у себя на месте. Тут он собрал всех своих «джигитов» и «зажигал» три дня с фейерверками, цыганами, казачьими ансамблями.