На Трехсвятительском подворье Бальфур был пострижен в монашество архиепископом Вениамином (Федченковым). В начале 1930-х годов он преподавал в Свято-Сергиевском Богословском институте в Париже, но был вынужден оставить преподавание после того, как этот институт вместе с его ректором митрополитом Евлогием (Георгиевским) перешел в юрисдикцию Константинопольского Патриархата.
В монашестве Давид Бальфур получил имя Димитрий. Отец Софроний направил ему поздравление, в котором пообещал прислать ему творения святителя Димитрия Ростовского: «Неизменное желание сердца моего и молитва, чтобы дал Вам Господь обильную благодать в помощь на том тесном пути, на который Вы вступили. Верю, что Ваш новый небесный покровитель великий святитель Димитрий умолит Господа за Вас. Этот святой “многочастне и многообразне” засвидетельствован свыше как весьма благоугодивший Богу. Как только несколько определится Ваше положение, то есть будет хотя бы относительно оседлым, пришлю Вам что-нибудь из его сочинений. Творения святого Димитрия носят на себе явную печать благодатного помазания».
Вскоре после пострига отец Димитрий Бальфур оказался в эпицентре острого конфликта, раздиравшего русское эмигрантское духовенство. В 1930-е годы большинство русского епископата, оказавшегося в эмиграции, подчинялось Архиерейскому Синоду во главе с митрополитом Антонием (Храповицким). Другая, меньшая часть последовала за митрополитом Евлогием в Константинополь. И лишь незначительная группа осталась в подчинении Московской Патриархии.
Причиной разделения были разногласия политического характера. Архиерейский Синод, заседавший в Сремских Карловцах, включал архиереев, стоявших на монархических позициях и категорически отвергавших тот курс на легализацию Церкви в Советском Союзе, который был избран заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским). Группа во главе с митрополитом Евлогием также не желала подчиняться митрополиту Сергию, однако не разделяла монархические настроения «карловацкой» группы. Что же касается группы, оставшейся в подчинении Московской Патриархии, то для нее важнейшим фактором была верность Церкви, находившейся в гонениях. Эта группа была готова закрыть глаза на то, за что митрополита Сергия осуждало большинство эмигрантского духовенства: на декларацию 1927 года, в которой митрополит Сергий объявил Церковь лояльной советскому государству.
Митрополит Платон (Рождественский
Для Бальфура – англичанина, никак не связанного с русской проблематикой, – юрисдикционные споры внутри русской эмиграции были источником постоянного соблазна. Этот соблазн лишь усилился, когда ему пришлось сопровождать архиепископа Вениамина в поездке в США. Там существовали приходы Московской Патриархии, которыми руководил митрополит Платон (Рождественский): еще в 1924 году он был отстранен от управления ими Святейшим Патриархом Тихоном, но решения Патриарха не принял и продолжал служить. В 1933 году архиепископ Вениамин был послан в США, чтобы разобраться в ситуации и, по возможности, склонить митрополита Платона к подчинению московской церковной власти. Когда же тот от переговоров уклонился, он был запрещен в священнослужении, а архиепископ Вениамин был назначен управляющим Северо-Американской епархией Русской Церкви. При этом большинство приходов осталось в фактическом подчинении митрополита Платона.
После отъезда Бальфура в Америку в течение почти года от него не было вестей, и отец Софроний очень переживал за него. Переписка возобновилась после того, как Бальфур вернулся из США в Европу и на шесть месяцев обосновался в Лондоне, надеясь создать здесь православный приход. С этим ничего не получилось. Он стал думать о том, чтобы поехать в Афины изучать богословие, но старец Силуан через отца Софрония категорически ему это отсоветовал. Он рекомендовал Бальфуру вернуться на Трехсвятительское подворье в Париж. Тот его не послушал.
В начале 1935 года отец Софроний заболел. Болезнь была столь сильной, что он готовился к смерти. В ночь на 18 января в больничной церкви Пантелеимонова монастыря он принял постриг в великую схиму. Спустя месяц с небольшим он пишет Бальфуру: «В случае моей смерти в переписке с отцом Силуаном будьте откровенны не до конца (Вы понимаете, о чем я говорю), так как он вынужден будет для прочтения Ваших писем обратиться за помощью к кому-либо другому. Это говорю Вам теперь потому, что если смерть постигнет внезапно, что так возможно, то я не смогу Вас об этом предупредить. Все мне пророчат выздоровление и долгую жизнь, но я, побеждаемый силой болезни, не очень верю в эти пророчества. Если умру, то прошу Вас не переставать молиться за меня». Это предупреждение связано с тем, что Бальфур писал по-французски и старец Силуан должен был бы обращаться к переводчику, чтобы прочесть его письмо.