Святые наших дней

Литургия учит верующих «пребывать в атмосфере Христа», но при этом «духом обнимать весь мир, где миллионы людей в каждый данный момент или сокрушены ударами жестокой судьбы, или лежат у дверей смерти и стонами своими призывают помощь свыше. В меру нашего личного опыта всякого рода страданий мы можем погружаться в безбрежное море людских терзаний и чрез молитву разделить с ними их ужасы, а иногда и радости… Такая молитва есть дар Духа Святого, а не человеческих усилий: она доводит до грани смерти и вместе оживотворяет; она ведет нас в Гефсиманию и даже на Голгофу, и в то же время дает предвосхитить Воскресение. В этой молитве мы познаем Христа, нисходящего во ад Своей безмерной любви, победительницы смерти».

На Афоне отец Софроний имел опыт молитвы за мир. Литургия – это одна из форм такой молитвы. Совершая ее, священник не может отрешиться от нужд мира и замкнуться в себе или в проблемах своей общины: «Ныне становится невозможным для иерея, приносящего Бескровную Жертву, пребыть в пределах лишь местных нужд, забывая все прочее человечество, судорожно бьющееся в адских тисках взаимной ненависти и всякого рода насилий… Душа священника неизбежно множество раз дойдет до изнеможения от видения всякого рода страданий, с одной стороны, и неправд и насилий, с другой. Именно сии безобразия и кажущиеся бессмысленными едва ли не все действия людей являются показателем падения нашего мира. Упорным подвигом мы должны удержать неумаленным наше вдохновение на литургическую молитву за все человечество».

Такое умонастроение роднит молитву литургическую с молитвой, которую отец Софроний называет «Гефсиманской». Под этим наименованием он понимает молитву христоподобную, жертвенную, пронизанную сострадательной любовью к человечеству: «Когда некая тень подобия Гефсиманской молитве осенит человека, тогда он разрывает узы эгоистической индивидуальности и вступает в новый образ бытия: персональный, ипостасный по образу Ипостаси Единородного Сына. Воспринять страждущую любовь Христа есть неоценимый дар Духа Святого, приближающий духовно к ощущению смерти Его на Кресте и, вместе, силы Воскресения. Соединенный с Ним подобием умирания в глубокой молитве о мире, в томительной жажде спасения людей, предвосхищает подобие Воскресения».

Через такую молитву человеку открывается Бог-Истина. В конце книги отец Софроний возвращается к мысли, которую он впервые озвучил в книге «Старец Силуан»: о том, что Истина не есть «что», а есть «кто». Понтий Пилат небрежно бросил Христу вопрос: «что есть истина?» Современное человечество подобно Пилату: «Содержание и дух вопроса, при той же самой словесной формуле, могут радикально различествовать. В случае Пилата сказался критицизм посредственного философа-римлянина: задав вопрос, он вышел к иудеям, не дожидаясь ответа от Христа: он был убежден, что удовлетворительного ответа вообще нет. Полагаю, что в наше время подавляющее большинство людей стоит не выше уровня пилатовской мысли и строит свое земное бывание не на скале веры, а на отрицании возможности посмертного бытия».

Суд Пилата.

Фреска. Монастырь Высокие Дечаны, Сербия. Ок. 1350 г.

Но Господь сказал о Себе: «Аз есмь Истина». Это не та истина, которая открывается на путях рационального познания, а та, которая через молитву открывается как Свет: «Он есть Свет и Истина. И когда сей Истинный Свет… объемлет нас, тогда мы живем Его любовь и Премудрость. Мы бываем в радости, и на нас нисходит глубинное ведение, не как мысль, но как “состояние” нашего духа. Он Сущий. В Нем нет ни начала, ни конца. Он Сам есть и Начало – Принцип всего существующего – и бесконечный конец всех наших чаяний. Мы узнаем в сердце нашем, что Он хочет видеть нас совершенными, не менее, чем Он Сам».

Несмотря на то, что книга «Видеть Бога как Он есть» представляет собой собрание разрозненных записей, объединенных, казалось бы, без ясной логической последовательности, в ней при ближайшем рассмотрении обнаруживаются и своя логика, и свое сквозное развитие. В чем-то они напоминают «Лествицу» Иоанна Синайского, состоящую из тридцати ступеней, начиная с отречения от мира и кончая любовью. Отец Софроний, начиная со смертной памяти, страха Божия, покаяния, духовной брани, духовного плача, постепенно проводит читателя по ступеням своей духовной лествицы к тому, что происходит на вершинах богопознания: созерцанию Божественного Света, литургической молитве, Гефсиманской молитве и откровению Бога-Истины.

Последние годы

Еще в 1985 году старец Софроний мог подниматься на леса и заниматься росписью храмов. Но во второй половине 80-х годов он стал терять зрение и слух. В 1990 году он говорил братии монастыря: