Архиепископ Гавриил (Стеблюченко), в 1975-88 гг. наместник Псково-Печерского монастыря
Другим известным старцем, с которым я познакомился, был игумен Адриан (Кирсанов). Он практиковал так называемую «отчитку» – изгнание бесов из одержимых. Бесноватые со всего Советского Союза в больших количествах стекались к нему. Их поведение очень напоминало то, как вели себя бесноватые, описанные в Евангелиях: они падали на землю, бились в судорогах, испускали пену. Женщина могла говорить или кричать мужским голосом, так что создавалось вполне реальное впечатление, что ее устами говорит кто-то другой. Особенно активными бесноватые становились в тот момент, когда появлялся игумен Адриан: они вели себя непредсказуемо и агрессивно, кричали на разные лады, бросались на священнослужителя. Зато, когда появлялся наместник монастыря архимандрит Гавриил, все стихали.
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)
Этого наместника я хорошо помню. Он был могучего телосложения, с густой черной бородой и коротко подстриженными усами. Носил рясу, сшитую на греческий манер, что по тем временам было редкостью, а концы наметки на клобуке[1]
у него были фиолетовые, что было еще большей редкостью. Вид у него был грозный и устрашающий. Появлялся он неизменно с посохом в руке, и при его появлении народ бросался врассыпную.В общении с монастырской братией, включая почтенных старцев, наместник мог быть груб и резок. Ему ничего не стоило в летнее жаркое время поднять нижним концом посоха низ подрясника у пожилого архимандрита, так чтобы под ним обнаружились голые старческие ноги, и сказать при этом:
– Ты что, Елеазар, опять без штанов?
Самым известным и почитаемым из всех старцев обители был отец Иоанн (Крестьянкин). Как и отец Кирилл в Троице-Сергиевой лавре, он был духовником не только монастырской братии, но и множества паломников. Ради того, чтобы увидеть его, чтобы получить его благословение или совет, тысячи людей со всей страны стекались в Псково-Печерский монастырь. Перед дверью его кельи всегда сидели посетители, а когда он шел в храм на богослужение, паломники окружали его плотным кольцом.
Впервые я увидел его в один из сумрачных и морозных дней. Как обычно, на монастырском дворе толпились люди, преимущественно женщины, одетые в теплые пальто и шерстяные платки. Выражение их лиц, сумрачное и озабоченное, вполне соответствовало погоде. Вдруг я заметил, как из дверей братского корпуса вышел – скорее даже выбежал – пожилой монах невысокого роста, в черной рясе и скуфье, укутанный черным шарфом. Как только он появился, толпа ринулась ему навстречу: люди бежали, обгоняя друг друга, спеша получить его благословение. Лицо старца сияло, подобно весеннему солнцу, и на лицах людей засветилась радость.
Это и был отец Иоанн. Он оказался совсем не похожим на отца Кирилла. Тот – среднего роста, очень худой, почти изможденный, с глубоко посаженными глазами и впалыми щеками, жидкой, но длинной прямой бородой и прямыми волосами. Этот – меньше ростом, довольно полный, подвижный, всегда в очках, с короткой густой бородой и пышными усами, вьющимися белоснежными волосами, ниспадающими на плечи. Тот – задумчивый, немногословный, всегда погруженный в глубокую молитвенную тишину. Этот, наоборот, подвижный, динамичный, много и громко говоривший. Мог и резкое слово сказать, и голос повысить. Но все делал с любовью, для каждого находил доброе слово, каждого умел обласкать, утешить, духовно укрепить. Очень любил шутить и почти постоянно улыбался.
Отец Кирилл, беседуя с посетителем, почти никогда к нему не прикасался. Лишь иногда мог взять сидящего рядом за локоть. Отец Иоанн, наоборот, все время либо держал посетителя за руку, либо клал ему руку на плечо и так с ним разговаривал, а иногда даже вплотную придвигал свое лицо к лицу собеседника и упирался лбом ему в лоб. Такая необычная манера общения была связана отнюдь не с его сильной близорукостью, а с тем, что он хотел быть как можно ближе к собеседнику – не только видеть, но и осязать его.
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)
Между двумя старцами, в то же время, было много общего. Прежде всего, то, что оба они являли любовь по отношению к каждому, кто к ним обращался. Эта любовь была у отца Кирилла более сокровенная, выражавшаяся во взгляде, улыбке. У отца Иоанна, наоборот, она постоянно прорывалась наружу, искала выражения в словах, жестах, прикосновениях.
И тот, и другой помазывали посетителя освященным маслом, но один делал это тихо и как бы с осторожностью, другой, наоборот, быстро и энергично. От отца Иоанна всегда исходила какая-то необыкновенная энергия, передававшаяся всем, кто с ним соприкасался. Как и отец Кирилл, он каждому посетителю давал с собой иконки, антидор (освященный хлеб), снабжал его духовной литературой, которой тогда так не хватало.