Святые наших дней

Теперь уже два архиерея стали наставниками мальчика. Оба они относились к нему с отеческой любовью, словно провидя его большое будущее. Однажды, когда у Вани был день рождения и мама накрывала на стол, владыка Серафим неожиданно, без предупреждения, пришел к ним домой. В подарок принес фотографию, на которой он был изображен вместе с владыкой Николаем, к тому времени уже находившимся в заключении. И надписал: «От двух друзей юному другу Ване с молитвой, да исполнит Господь желание сердца Твоего и да даст Тебе истинное счастье в жизни». Эту фотографию отец Иоанн сохранит на всю жизнь.

В 1922 году в связи с кампанией по изъятию церковных ценностей по всей стране прокатилась новая волна репрессий, инициированная Лениным. Под предлогом сопротивления изъятию церковных ценностей в пользу голодающих или под иными надуманными предлогами начались массовые аресты и расстрелы духовенства. Арестовали и епископа Серафима. Его приговорили к семи годам заключения и строгой изоляции. Отсидев два года, он вышел на свободу, но в 1926 году был вновь арестован и выслан из Орла. Далее его переведут в Смоленск, вновь арестуют, отправят в концлагерь. 8 декабря 1937 года его расстреляют в Катыни.

Вторая половина 20-х годов ознаменовалась массовым закрытием храмов в Орле. Из остававшихся действующими часть присоединилась к обновленческому расколу.

Иван Крестьянкин в 1929 году окончил школу и поступил на работу бухгалтером. Однако вскоре его уволили, узнав о его религиозных убеждениях. Другую работу в Орле он найти не мог и отправился в Москву. Здесь он устроился счетоводом в Московский областной союз потребительских обществ. Свою религиозность он не скрывал, но и не афишировал. Это помогло ему пережить трудные 30-е годы, когда репрессии против верующих стали особенно жестокими.

Иван Крестьянкин.

1934 г.

В соответствии с постановлением советского правительства от 15 февраля 1930 года «О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих органах религиозных объединений» местным органам власти было предписано усилить контроль за руководителями религиозных общин, выявлять в этих общинах лиц, «враждебных советскому строю». По всей стране прокатилась очередная волна закрытия храмов, арестов духовенства. Многих приговаривали к двум-трем годам лишения свободы или высылки в «места отдаленные», в частности, в Казахстан.

Но самые массовые репрессии постигли Церковь в годы Большого террора 1937–38 годов. 30 июля 1937 года вышел оперативный приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». В преамбуле документа говорится: «Материалами следствия по делам антисоветских формирований устанавливается, что в деревне… осело много в прошлом репрессированных церковников и сектантов, бывших активных участников антисоветских вооруженных выступлений…» В число категорий, подлежащих репрессиям, приказ включает «наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, которые содержатся сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях и продолжают вести там активную антисоветскую подрывную работу», а также «все перечисленные выше контингенты, находящиеся в данный момент в деревне». Приказ устанавливает две категории репрессируемых: подлежащие расстрелу и подлежащие заключению на срок от восьми до десяти лет. Приказом также устанавливается конкретное количество лиц, подлежащих репрессии, для каждой республики СССР и для каждой области внутри РСФСР. В частности, для Московской области (включая Москву) установлена квота в 5 тысяч лиц первой категории и 30 тысяч второй, итого 35 тысяч. Операция, согласно приказу, должна была начаться 5 августа и завершиться в четырехмесячный срок. В общей сложности репрессии подлежало 266.230 человек.

Сотрудники НКВД на занятиях по стрельбе.

1930-е гг.

Расстрелы и репрессии по разнарядкам, в соответствии с заранее прописанными цифрами – до такого еще не додумался ни один диктаторский режим. По сравнению с ленинскими неконкретными указаниями («чем большее число удастся нам расстрелять, тем лучше») это был несомненный и значительный шаг вперед в конкретизации задач, стоящих перед карательной системой, аналогов которой по жестокости и масштабу репрессий не было в предшествующей мировой истории.

Установление квот на количество репрессируемых заставляло карательные органы работать с утроенной энергией, так как недобор мог привести к репрессированию самих исполнителей. Антисоветские элементы выискивались повсюду, в том числе, конечно, в среде духовенства, и не только в деревнях, но и в городах. Следственные дела при этом фабриковались «на коленке», свидетельские показания собирали с крайней поспешностью, никакой видимости судебного процесса не было, приговор выносился «тройкой» НКВД и сразу же приводился в исполнение.