Это свидетельство профессор сравнивает с рассказом о преподобном Сисое Великом, который, когда лежал на смертном одре, говорил, что видит святых пророков и апостолов, а потом сказал, что ему явились ангелы, но он просил их дать ему еще хоть краткое время на покаяние. «Тебе, отче, нет нужды в покаянии», – возразили ученики. Но преподобный Сисой ответил: «Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего». После этих слов лицо святого просияло, и он успел сказать ученикам, что видит Самого Господа. И тотчас его душа отошла в Царство Небесное.
Из этих двух историй извлекаются только два изречения: слова отца Софрония о том, что у Силуана в какой-то момент «прекратилась молитва покаяния», и слова Сисоя о том, что он не знает, сотворил ли даже начало покаяния.
Нет необходимости говорить о том, насколько поверхностны данные сравнения. Духовный опыт, описанный в книгах отца Софрония, не может быть должным образом оценен человеком, непричастным такому опыту. В действительности отец Софроний вовсе не говорит о полном прекращении молитвы покаяния у Силуана, он лишь говорит о временной смене духовных состояний, связанной с тем, что Силуан увидел живого Христа. Умалчивает профессор и о том, что преподобный Сисой перед кончиной видел святых, ангелов и Самого Господа.
О превращении покаянного плача в плач умиления говорит преподобный Исаак Сирин: «Бывают слезы сожигающие, и бывают слезы укрепляющие… И сперва человек по принуждению вступает на эту степень слез, и ими отверзается ему дверь для входа на вторую ступень, лучшую первой: и это есть страна радости, из которой человек приемлет милость. Это уже слезы, проливаемые по благоразумию: они и украшают, и укрепляют тело, и исходят без принуждения сами собою; и не только, как сказано, укрепляют тело человеческое, но и вид человека изменяется. Ибо сказано: веселое сердце делает лицо веселым, а при сердечной скорби дух унывает. Пока помышление человека безмолвствует, эти слезы льются по всему лицу. Тело получает от них некое насыщение, и радость отпечатлевается на лице. Кто имеет опыт этих изменений – поймет».
Переход от горьких слез покаяния к сладким слезам умиления – очень традиционная для святоотеческой литературы тема, как и вообще тема смены молитвенных состояний. Именно о таких переменах в молитвенном опыте человека отец Софроний говорит в своих книгах. Но, действительно, понять это может только тот, кто сам имеет подобный опыт. И если в какой-то момент на смену слезам покаяния приходят слезы умиления, то это вовсе не значит, что человек раз и навсегда отказывается от подвига покаяния.
Тема покаяния проходит красной нитью через все творчество отца Софрония – от книги «Старец Силуан» до его последних бесед. И он нигде и никогда не говорит о том, что покаяние в какой-то момент перестает быть необходимым. На самом деле, он говорит о старце Силуане прямо противоположное: «И до явления ему Господа, и тем более после явления, во всю свою последующую жизнь, грех он переживал чрезвычайно глубоко и сильно: сердце его болело от греха невыносимо, и потому покаяние бывало неудержимо-устремленным, с плачем, неотступное…»
Митрополит Антоний (Храповицкий
В своей беседе о «прелести» отец Софроний рассказывает, что это слово впервые услышал в Париже из уст известного церковного иерарха:
– Митрополит Антоний Храповицкий говорил о том, что даже на Афоне некоторые старцы – в прелести. Это было, когда во мне уже появилось желание покинуть институт и уехать в монастырь: или на Валаам, или на Афон. В то время это слово имело какое-то мистическое значение. Действительно, люди боялись впасть в прелесть, и этот страх послужил для многих причиною отклонения от правильного мышления. Люди спокойны, когда кто-нибудь напьется допьяна и делает глупости – это не значит, что он «в прелести»; но если сказать, что Нетварный Свет посетил тебя, то моментально ответят: «Ах, это прелесть!» И это был очень серьезный момент в моей парижской жизни, и не только для меня, но для многих. Вопреки тому, что говорил этот замечательный иерарх Антоний Храповицкий, по прибытии на Афон я поцеловал землю и сказал: «Все, чему меня будут учить отцы, я приемлю. Я оставляю свой ум в положении воспринимающего и никак не судьи».