Святые наших дней

– Няня брала меня с собою на бульвары на прогулки или в церковь. Няня наша была человеком глубокой и сильной молитвы. Она стояла подолгу в церкви, а я, малыш, сидел иногда у ее ног. И, естественно, в такой обстановке под влиянием няни у меня было расположение молиться. Когда я был совсем мальчиком, промолиться полчаса, сорок пять минут для меня не составляло никакого труда. Это была как бы потребность.

Детство Сергея было озарено незримым присутствием Божественного Света. Об этом он с большой силой напишет в книге «Видеть Бога как Он есть»: «Живого Бога я познал с самого раннего детства. Бывали случаи, по выходе, вернее сказать – выносимый на руках из храма, я видел город, который был для меня всем миром, освещенным двумя родами света. Солнечный свет не мешал ощущать присутствие иного Света. Воспоминание о нем связывается с тихой радостью, наполнявшей тогда мою душу. Из моей памяти выпали едва ли не все события этого периода, но Света сего я не забыл».

Глубокая молитвенная жизнь не прерывалась у Сергея и в школьные годы. Он учился в школе в то время, когда преподавание Закона Божия было обязательным. И вот какие воспоминания сохранились у него об этом времени:

– В самом начале этого века, когда я был еще малым мальчиком в школе, в то время настроение во всем мире было другое. И в России я чувствовал глубокий мир. Несмотря на это, когда молодой, но вдохновенный священник говорил детям о мучениках первых веков… я сожалел, что живу в такую эпоху, когда нельзя страдать за Христа. И это переживание было очень сильным, хотя я был еще совсем мальчиком. И прошло десять-пятнадцать лет – в России началось гонение, страшнейшее из всех гонений в истории христианского мира.

Гимназисты на уроке.

Фото нач. ХХ в.

Дополнительную информацию о школьном образовании Сергея Сахарова приводит монахиня Гавриила: «Хотя мы не имеем точных сведений, какую именно московскую школу посещал Сергей, скорее всего, это была классическая гимназия, где он мог изучать основы Закона Божьего, русскую и европейскую литературу, мировую историю, каллиграфию и многие другие общеобразовательные дисциплины. Подростком Сергей часто ходил в оперу, где слушал Шаляпина, которым восхищался».

В возрасте семнадцати-восемнадцати лет Сергей Сахаров отошел от детской и юношеской веры и начал, как и многие вокруг него, увлекаться различными восточными учениями:

– В те годы я читал о буддизме, йогах и другие мистические книги. И мне показалось, что Евангелие менее глубоко, чем другие учения… Евангелие говорит: «Люби Бога и ближнего». Я думал: «Это – психизм», тогда как другие учения говорили об Абсолюте сверх-личном. Поскольку я очень любил молиться, эта молитва сохранила мою любовь ко Христу, то есть я не отверг старое. Но новое показалось мне более глубоким.

А вот свидетельство из книги «Видеть Бога как Он есть»: «Христос – Живая Истина… Его любовь и Его Свет – прикасались ко мне на ранней заре моей жизни. Однако и сей дар благодати не предохранил меня от скольжения в бездну мрака небытийного. На переломе созревавшей молодости я совершил великий грех: в безумном движении невежественной гордости я «оставил» Его ради иного, воображаемого сверх-личного Абсолюта. Преодолев добрый навык молиться моему детскому Богу, я в часы медитации стремился к абсолютному Бытию».

Сергею было восемнадцать лет, когда началась Первая мировая война, участие в которой привело Россию сначала к одной революции, затем ко второй. Хаос, творившийся вокруг, заставлял Сергея искать ответы на вечные вопросы бытия: «Не понимал я и того, зачем я родился. В вихре исторических событий отдать свою жизнь за еще не осознанный мною идеал? Так родилась во мне смертная память и с нею новое чувство бессмысленности всех стяжаний на Земле… Постепенно внимание мое отвлекалось от всего окружающего меня и сосредотачивалось вовнутрь, на вопросе: вечен ли человек или все мы снова уйдем во мрак небытия? Душа томилась в искании ответа на вопрос, ставший для меня важнее всех мировых событий. Все рушилось вокруг, но я почти не замечал происходившего… Я был молодым, восемнадцати лет, но уже тогда жило ощущение, что всякий человек в самом себе является в каком‑то смысле центром всего Бытия».

И другое его свидетельство о том же периоде: «Когда же началась Первая мировая война, проблема вечности стала доминирующей в моем сознании. Вести о тысячах убиваемых на фронтах неповинных людей поставили меня вплотную пред зрелищем трагической действительности. Невозможно было примириться с тем, что множество молодых жизней насильственно прерывается, и при том с безумной жестокостью… И если волею злых властителей создаются подобные положения вещей, то где смысл нашего явления в мир? И я… зачем я родился? Ведь я только что начал входить в осознание себя человеком: внутри загорался огонь благих желаний, свойственного молодости искания совершенства, порывы к свету всеобъемлющего знания».

Живопись