Святые наших дней

Еще в младенчестве у Сергея Сахарова проявился интерес к рисованию: «Мне рассказывали, что, когда я еще не говорил ни “папа”, ни “мама”, я уже рисовал целыми днями что-нибудь, сидя под стулом в зале». Первые уроки рисования дал ему отец.

В. Кандинский. «Открытый источник»

В школьные годы Сергей посещал художественную студию при Большом театре. Более всего его интересовал русский символизм, и он начал осваивать технику превращения реальных предметов в абстрактные живописные образы: «Так же как каждый художник воспринимает окружающий мир в формах и методах своего искусства, так и я черпал идеи для своих абстрактных этюдов из окружающей меня жизни. Я мог смотреть на человека, дом, завод, хитроумные технические устройства, тени на стенах или потолке, трепещущие языки пламени, а затем превращать их в абстрактные картины, создав в собственном воображении образы, далекие от реальности. Именно так я воспринял учение моего наставника – не копировать естественные явления, но создавать новые художественные факты».

Об этом наставнике отец Софроний впоследствии вспоминал: «В дни молодости моей один русский… живописец, впоследствии ставший знаменитым, увлек меня идеей чистого творчества, склонив к абстрактному искусству». Имеется в виду Василий Кандинский. Именно он стал главным наставником Сергея Сахарова в живописи, хотя формально Сергей уроков у него не брал, так как тот в основном проживал за границей и наезжал в Россию только в летние месяцы.

П. П. Кончаловский

Занятия живописью в Академии художеств трижды прерывались призывами в армию. Сначала Сергея призвали в Царскую армию. Затем, при Временном правительстве, его снова призвали, но отправили не на передовую, а в 6-ю школу прапорщиков, отвечавшую за маскировку. Наконец, уже при большевиках, он был призван в Красную армию. Однако заболевание тифом спасло его и от отправки на фронт, и от возможного расстрела.

Вспоминая о событиях революционного времени, отец Софроний писал: «Я жил как во сне. И сон был кошмарным. Я не разумел тогда, что Господь приближался ко мне. И как возможно подумать об этом, если моментами подо мной была черная бездна, а предо мной возвысилась толстая свинцовая стена. В начале революции дважды я был арестован. Многие погибли в то время, но я не ощущал никакого страха, словно в арестах не было ничего ужасного. Но это видение стены и пропасти наводило на меня необъяснимый тихий ужас».

Сергей Сахаров.

Автопортрет. 1918 г.

Память о смерти постоянно присутствовала в сознании Сергея. Этому способствовало то, что происходило вокруг: «Война с Германией приближалась к печальному для России концу. За несколько месяцев до сего развязалась уже другая, гражданская, во многих отношениях более тяжкая, чем международная. Видение трагизма человеческого бывания как бы срасталось с моей душой, и смертная память не покидала меня, где бы я ни был. Я был расколот странным образом: мой дух жил в той таинственной сфере, для которой я не нахожу выражения словом, рассудок же и душевность жили, казалось, своей привычной повседневностью, то есть подобно всем прочим людям».

В 1918 году Сергей вступил в Московский союз художников, а осенью поступил в Московский институт живописи, ваяния и зодчества, переименованный в Государственные свободные художественные мастерские. Сергей Сахаров и его друг Леонардо Бенатов поступили в мастерскую художника Петра Кончаловского, который, как пишет монахиня Гавриила, «по-отцовски заботился о своих учениках и об их благополучии. На его уроках они получили солидную базовую художественную подготовку в рисовании, живописи, композиции и анализе творчества старых мастеров и их методов».

Кончаловский позаботился и о том, чтобы Сергея Сахарова освободили от армии, мотивировав свое прошение тем, что длительное отсутствие разрушительно влияет на его учебу. После демобилизации Сергей смог с новыми силами отдаться искусству.

Площадь Борьбы и Перуновский переулок.

Архивное фото