В заключение остается отметить, что, даже если дальнейшие исследования отнесут время изготовления ткани к началу нашей эры и, если подтвердится гипотеза о формировании отпечатка естественным образом в результате контакта ткани с мертвым телом, плащаница останется лишь свидетельством совершенной в римские времена казни человека распятием, ряд характерных деталей которой совпадает с деталями описанного в евангелии распятия и погребения Христа. Еще раз подчеркнем — изображение на плащанице — это не отпечаток богочеловека, не свидетельство его чудесного воскресения и не чудо само по себе, а результат вполне материальных физико-химических процессов. И туринская плащаница, если будет доказана ее подлинность, займет свое место в ряду других историко-археологических памятников определенной эпохи, как это случилось с кумранскими рукописями, рассказавшими исследователям много нового о времени формирования христианской религии. Говоря о подлинности туринской плащаницы, авторы имеют в виду признание того факта, что в нее некогда (возможно в I в.) был завернут мужчина, казненный и погребенный в соответствии с обычаями того времени, что она не искусная подделка, что это отпечаток тела, а не творение художника. Что же касается того, можно или нет считать отпечатавшегося человека Иисусом, это уже вопрос не науки, а веры, выходящий за рамки решаемой средствами науки проблемы подлинности плащаницы.
Историк и журналист А. Дубровский в упоминавшейся выше подборке писем читателей по вопросу о плащанице, опубликованной в журнале «Наука и религия», отметил, что в последние годы об исследованиях по туринской плащанице «информационные банки молчат». Мы можем подтвердить, что сделанный нами запрос в информационные банки США о состоянии проблемы на 1 марта 1985 г. не дал ничего нового по сравнению с данными, обобщенными в наиболее полной сводке материалов по результатам исследования плащаницы — статье профессора Гонконгского университета У. Мичема, опубликованной в журнале «Каррент антрополоджи» (1983, № 3). Обсуждение проблемы плащаницы в среде ученых, по-видимому, временно прекратилось, и это вполне понятно: все, что можно было извлечь из данных СТУРП, уже извлечено, а новых исследований не проводилось. Для дальнейшего прояснения исторических загадок, заданных туринской плащаницей, нужны новые конкретные исследования новыми методами. О них, как сказано выше, мы узнаем в лучшем случае весной 1988 г.
Останки ушедших в нирвану
Август 1877 года. Остров Цейлон (Шри-Ланка). Город Канди, когда-то столица довольно влиятельного Кандийского царства, а в конце XIX в. небольшой городок в горной части острова, — резиденция чиновника английской колониальной администрации. Идет пятая и последняя ночь Канди эсала перахяры, иначе говоря — сингальского[13] праздника, совершаемого в честь Зуба Будды в месяце эсала (июль-август) в городе Канди. В толпе зрителей, нетерпеливо ждущей появления праздничной процессии, находится русский востоковед Иван Павлович Минаев. Впоследствии он опубликует дневник своего путешествия по Индии и Шри-Ланке, и мы прочтем в нем описание того, что он увидел в эту ночь[14].
Где-то после девяти часов вечера, когда уже совсем стемнело, послышались резкие звуки, постепенно становившиеся все громче. Наконец появилась процессия: первыми шли факельщики, за ними — музыканты с флейтами и барабанами. Далее в строгом порядке двигались служители храма Зуба, одетые в очень живописные костюмы: особенно красиво смотрелись их шляпы, похожие на треуголки, украшенные золотым шитьем. За служителями храма важно шествовали два небольших слона, на каждом из которых сидели по три человека с цветами. Кругом теснились люди с барабанами, флейтами и т. д. За двумя слонами двигались еще три. Шедший посередине громадный слон вез в золотой клетке реликвию из храма Зуба. За слонами двигалась толпа плясунов и музыкантов. Плясуны прыгали, приседали, выбивали ногами дробь, кружились, поднимались, заламывали руки. Среди них были даже два человека на ходулях. За ними спокойно и величественно шествовал главный служитель храма святого Зуба. Вокруг него несли опахала, веера и знамена.
Вслед за этой процессией шли четыре других — по одной от каждого из четырех храмов, которые наряду с храмом Зуба принимали участие в празднике. В каждой были факельщики, плясуны, музыканты, жрецы. В каждой был слон, который нес святыни данного храма. Каждая являла собой фантастическое и феерическое зрелище одновременно: тропическая ночь, роскошная растительность, уйма горящих факелов, оглушающая лавина звуков, ибо каждый музыкант играет что-то свое, торжественно шествующие со своей ношей слоны и тысячи зрителей, которые не только стоят, но и сидят на стульях вдоль дороги, среди них даже знатные дамы в цветах и кружевах.
Это было первое в русской литературе и в течение многих десятков лет оставшееся единственным у нас описание торжественной церемонии в честь Зуба Будды — самой популярной реликвии буддийского мира.