Святые русской Фиваиды

Вот уж воистину – правда в глазах смотрящего!

Чем «привлекательнее сия дебрь» была для постороннего, тем неприглядней она оказывалась для отшельника, чем понятней была пустыня для досужего странника, тем искусительней и коварней становилась для анахорета.

В чем же кроется причина столь радикального противопоставления?

В том, что, по мысли Святых Отцов Церкви, «чувственные образы слепят душевное зрение, мешают подлинному видению», ведут ко впадению в прелесть, когда уже и не разглядеть грани между сердечным и умственным, горним и дольним, истинным и мнимым.

Церковный историк, богослов Игорь Корнильевич Смолич (1898–1970), рассуждая о святом сорском подвижнике, остроумно подмечал его «опасное и изящное иночество», его уникальный для Русской Церкви дар служения «духом и истиною», то есть ангельское умение видеть невидимое и слышать неизреченное, и в то же время совершенно человеческую способность мучительно и надрывно радеть за правду, порой и ценой собственной жизни.

К сожалению, информация о жизни преподобного Нила довольно скупа, и это притом что «много писаний о святом бысть». Причиной этого парадокса является то обстоятельство, что нам неизвестно древнее житие преподобного (скорее всего, его не существовало вообще). Первое довольно подробное жизнеописание Нила было создано тотемским дьяком Плешковым только в 1674 году, то есть через 166 лет после смерти сорского отшельника. Следовательно, все остальные «писания о святом» возникли и того позже, а посему носят характер вторичный и по большей части компилятивный.

Монашеский постриг Нил (в миру он был известен под именем Николай «по реклу Майков») принял в середине 1450-х годов в Кирилло-Белозерском монастыре от преподобного Кассиана Спасокаменского, а свое иноческое новоначалие прошел под руководством старца Паисия Ярославова – автора знаменитого «Сказания о Спасо-Каменном монастыре», игумена Троице-Сергиевой обители.

Требовательный к себе «паче инех» (как и преподобный Кирилл Белозерский), Нил, по словам И. К. Смолича, «уже очень скоро не удовлетворяется монастырской жизнью, тем более, что монастырь в это время переживал внутренние неурядицы при новых игуменах по смерти Пр. Кирилла. Быть может, под влиянием этих событий аскетически настроенный инок отправляется на Ближний Восток, на Афон».

Будучи, скорее всего, наслышан о трудах и подвигах таких северных святогорцев, как Дионисий, игумен Спасо-Каменного монастыря и преподобный Сергий Нуромский, Нил принимает решение самостоятельно постичь афонскую премудрость. В Афонском патерике находим такие слова о «преподобном и богоносном отце нашем Ниле Сорском»: «На Святой Горе, как райская пчела, носился он по заоблачным высотам, среди афонских отцов… Плодом его странствования на Святой Горе было изучение правил пустынного уединения, безмолвной молитвы и духовного трезвения… Любимым занятием его было, по собственному признанию, испытывать Божественные Писания, жития и учение святых отцов. Таким образом, преподобный Нил не только изучил умом и сердцем, но и в жизнь и постоянное упражнение обратил душеспасительные уроки богомудрых отцов Антония Великого, Василия Великого, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника, Максима Исповедника… На Святой Горе преподобный Нил полюбил особенно скитский образ жизни; и глубоко запала в душу его любовь к уединению».

Паломничество преподобного на Ближний Восток затянулось на девять лет. В эти годы Нил предположительно посетил Палестину и монастыри «иже окрест Иерусалима и в Раифе», где изучал практику монашеского «умного делания», штудировал скитские уставы, постигал святоотеческую науку об исихии. Известно, что в этой поездке преподобного сопровождал его ученик Иннокентий (Охлябинин), впоследствии основатель Комельского Спасо-Преображенского монастыря.

На рубеже 1488–1489 годов Нил вернулся на Русь, но не стал подвизаться в Кирилловом монастыря. Спустя годы преподобный так объяснит свое решение в одном из писем: «Удаление мое из монастыря (Кириллова) не было ли ради душевной пользы? …ради нее. Я видел, что там живут не по закону Божию и преданию отеческому, а по своей воле и человеческому рассуждению. Много еще и таких, которые, поступая так неправильно, мечтают, будто проходят житие добродетельное».

Некоторое время подвижник жил рядом с Кирилловым монастырем – «вне близ монастыря сотворих себе келию и тако живах» (предположительно рядом с Ивановской горкой, где некогда находилась земляная келья преподобного Кирилла). А затем оставил это место и удалился на речку Сору, где поставил поклонный крест, келью и часовню во имя Смоленской иконы Божией матери, которую он принес из Кириллова Белозерского монастыря и к которой имел особое почитание. «Понеже благодатию Божиею обретох место, моему угодно разуму, занеже мирской чади маловходно», – писал отшельник о своей «куще».