Святые русской Фиваиды

Например, Кириллу пригодился навык общения с «поселянами» комельского игумена. Пимен Новоезерский свидетельствует о весьма редком факте из жизни пустынножителя: «Отправился он в деревню Андопольскую, в Шиднем, и просил тот остров у крестьян Дия, Григория и Давида. Они же посоветовались между собою о том Красном острове и позволили ему поставить келью». Не вполне понятно, на каком основании крестьяне владели островом, но Кирилл, памятуя о конфликте Корнилия с «лихими людьми», решил обезопасить себя. Другое дело, что совсем избежать конфликта все-таки не удалось. Сначала оскорблениям и нападениям старец подвергся со стороны рыбаков, которые любили приезжать на остров и тоже считали его своим. Затем, как сказано в житии: «Разбойник некий по имени Иван, живший с товарищами своими в окрестных селах, творил людям зло: иногда убивал их, иногда грабил дома их. Приехали они на остров в маленьких лодках, ревя как дикие звери, по бесовскому наваждению устремились они на блаженного Кирилла». И наконец, когда на острове уже были воздвигнуты деревянная церковь во имя Воскресения Христова и звонница, «какие-то злые люди украли колокола» с нее.

Жизнь отшельника на острове в отдалении от людей, как ни странно, привлекала к себе внимание именно своим уединением, своей приватностью, в которой виделась неведомая сила. Она читалась как вызов, как потаенная опасность для полуязыческих нравов общины, где царили право сильнейшего и круговая порука. Общим местом для житий преподобных старцев Северной Фиваиды, как известно, является описание тех искушений и страданий, которые они претерпевали в пустыне. «Блаженный же Кирилл изнурял плоть свою молитвою и постом, а также ручным трудом: иногда копал он землю, иногда же готовил лес для монастырского строительства. Бесы же, увидев себя поругаемыми и уничижаемыми от раба Божия Кирилла и от приходящих к нему жить и трудящихся с блаженным, сильно тревожили его различными кознями и клеветой, и много стали творить преподобному зла», – читаем в житии преподобного.

Следует понимать, что речь идет не только о притеснениях со стороны разбойников и «злых людей», наученных демонами, но и о неприятии сугубого отшельника «книжниками-начетниками», не умеющими «отделять зерна от шелухи». Внимание со стороны простых черноризцев и богомольцев к «беззлобием украшенному» преподобному, их искреннее желание сослужить ему и получить его благословение, не могли не вызывать зависть как части местного духовенства, так и властьимущих, потому как труды и нестяжание Кирилла были для них прямым укором, а склонность старца к юродству порой позволяла ему смело и весьма нарочито разоблачать их пороки.

Однако были и другие примеры. Преподобный Александр Свирский, основоположник Троицкого Свирского монастыря в Олонецком крае, узнав о трудах Кирилла, прислал ему «для духовной беседы» старца Никифора, который носил «на себе тяжелые вериги».

Из жизнеописания преподобного Кирилла Новоезерского: «И по окончании молитвы взял блаженный лодку, и переплыл на северную сторону озера Нового, и нашел старца, почивавшего после дороги на камне жестком… И, проснувшись, вострепетал старец, в страхе и трепете сотворил поклон блаженному… И сиял свет, пока блаженный со старцем Никифором плыли на лодке по озеру к острову… Блаженный же Кирилл стал вопрошать старца Никифора тихим голосом с большим смирением: “Скажи мне, брат, зачем не поленился отправиться в такой долгий путь и пришел к моей нищете, не имеющему никакой добродетели и пользы?” Старец же Никифор отвечал: “Прости меня, святой Божий человек, послал меня преподобный отец наш игумен Александр увидеть твое преподобие… ибо слышали мы о твоей добродетельной жизни, устремленной к Богу, и боголюбезных трудах”. Услышав об этом, очень удивился блаженный Кирилл приходу старца и духовной любви преподобного отца Александра… После того беседовали они о полезном в духовной жизни. Обратно пошел старец Никифор с острова в обитель Живоначальной Троицы на Свирь к отцу своему настоятелю и учителю Александру на север».

При неизбежном разрыве между иноческой Фиваидой и внешним, «в наружном виде и образе» миром стороннего человека, думающего о себе «я чист и совершен» (преп. Макарий Великий), связи внутри самой пустыни оставались неизменными, будучи скрепленными не только общим спасительным богопознанием, но и интуитивным взаимопритяжением людей, которые слышали зов Пустыни и откликались на него своим безмолвием.

Воспоминания о Кирилло-Новоезерском монастыре оставил посетивший его в 1847 году С. П. Шевырев. В те годы обитель преподобного Кирилла, названная Степаном Петровичем «маленькой Венецией», стояла в ряду самых значимых на Русском Севере, а ее ризница и библиотека были одними из богатейших в Белозерском крае.