Так получилось, что в 2016 году в Москве я познакомился с наместником Сийского монастыря игуменом Варлаамом – он как раз приезжал в столицу по делам обители. Разговорились о северных древностях, разумеется, но, когда отче узнал, что я не был на Сие, то удивился немало. Как же так – в Кириллове и Ферапонтове был, в Нило-Сорской был, на Соловках – неоднократно, а у святого Антония ни разу.
Выходит, что я напросился на приглашение…
От Емецка по трассе еще километров двадцать проехали до моста через Сию, и по указателю «Антониев Сийский монастырь» ушли налево.
А еще эти места, конечно, кромешные.
Дорога начала петлять в еловых борах, несколько раз выбралась к Плешкову озеру, асфальт закончился, справа потянулось болото.
«А вот в этих краях Андрей Николаевич Муравьев не был, – подумалось, – стало быть, благообразным описанием для разнообразия я не смогу подкрепить свой текст, придется надеяться только на собственные впечатления и заметки».
Итак, сплошное болото.
Летом от комаров и мошки тут не то что прохода – житья нет.
Зимник в этом смысле куда более приятен для странника. Однако это если нет снегопада и мороз не лютует, но так как первое и второе тут случается с завидным постоянством, остается только уповать на то, что повезет…
Сия извивается, проходя заводи и болотные топи, подбирается к дороге, а затем вновь исчезает в лесу, который по ходу движения постепенно редеет, и вот на горизонте наконец появляются сооружения Антониева Сийского монастыря.
Неспроста все же я употребил слово – «кромешный».
Когда в 1992 году обитель после почти семидесяти лет запустения (тут поочередно находились Сийский совхоз и трудкоммуна «Пролетарий», детская колония и дом отдыха работников лесной промышленности, дом детей-инвалидов и дом престарелых, пионерский лагерь и дачи облисполкома) вернули Церкви, она стала невольно прибежищем людей, которые, по словам отца Иоанна Верижского, «не отличались ни нравственностью, ни образованием», а порой и «с яростью скрежетали зубами, что целый полк демонов». Речь идет об освободившихся из вологодских и архангелогородских мест лишения свободы, а также находившихся «в бегах». Народ свирепый, конечно, потому что ничего кроме этой самой свирепости в жизни своей и не видел. А если учесть, что уединенный монастырь находился в восьми километрах от федеральной трассы, то невольно в него все эти люди и забредали.
По воспоминаниям архимандрита Трифона (Плотникова)(1954–2023) и игумена Варлаама (Дульского), вызовы в монастырь нарядов полиции и ОМОНа для усмирения «буйных насельников», для поиска и вскрытия схронов с оружием и награбленных в окрестных деревнях вещей, наконец, для задержания беглых зеков происходили довольно часто.
Из монастыря тоже бежали (хотя никого тут силой не держали), но вскоре возвращались, потому что не могли найти ни работы, ни пропитания, ни сочувствия в миру. А вот другие никогда не возвращались, исчезали навсегда, и лишь по весне их тела находили то на обочинах дорог, то по берегам лесных рек.
Наконец, были и такие, кто вновь попадал за решетку, не умея жить по-другому, кроме как на зоне.
Игумен Варлаам говорит: «Зачастую современный монастырь своей укладностью, тем, что он представляет собой общежитие, больше понятен людям, которые освобождаются. По сути, они из одного общежития перетекают в другое, а внешних отличий-то немного, такой же колхоз по сути… Но в содержательной части это конечно не так, здесь особенно видно, как промысел Божий действует в отношении каждого человека. Они ведь приходят в монастырь с удовольствием, потому что больше никому не нужны со своей копеечной жизнью, а здесь тоже правила, тоже распорядок, дисциплина, дневальные какие-то… Но тут всегда под этим есть подоплека, пусть они и не видят этого сразу, но постепенно, осознанно или неосознанно, впитывая в себя какие-то приоритеты, начинают понимать, куда они пришли и зачем, и подспудно начинают стремиться к Евангельским ценностям. Единицы, конечно, из пришедших в монастырь в 90-х остались здесь и приняли постриг. Да их не может быть много…»
История Троицкого Сийского монастыря с момента возобновления его деятельности и до наших дней является живой, не из книг и мемуаров почерпнутой иллюстрацией к тому, каким образом на самом деле на протяжении веков складывалась жизнь в обителях Северной Фиваиды, кто приходил в монастырь, кого принимал преподобный Сергий, а кого святые Кирилл Белозерский и Нил Сорский изгоняли как «бездельных» и не желавших соблюдать божественные заповеди и святоотеческие предания. Кто, наконец, нападал на старцев и оскорблял (или даже убивал) их, а кто каялся в содеянном и оставался в обители навсегда.