Впервые Европа широко узнала о Фамагусте в 1191 году, когда ее взял Ричард Львиное Сердце. Местный гарнизон не был готов к стремительному марш-броску английского короля по побережью из Лимасола через Китион (Ларнаку) и был застигнут врасплох. Чуть позже из Фамагусты король-крестоносец отплыл в Святую землю.
Крах тамошних крестоносных государств привел к массовой миграции на Кипр изгнанных сарацинами рыцарей, монахов, купцов – и тогда Фамагуста расцвела, причем настолько, что стала считаться одним из богатейших городов христианского мира. Бернгард Куглер, в частности, пишет в своей «Истории Крестовых походов»: «Генрих II (1285–1324) потерял Аккон, а в Кипре также вел жалкую жизнь, потому что был во вражде со своими братьями, которые временами устраняли его от престола, кроме того, он часто тяжело страдал от припадков болезни и наконец умер, не оставив наследника. Несмотря на то, годы его правления составляют начало самого блестящего времени средневекового Кипра. Большинство рыцарей и купцов, которые тогда покинули в бегстве старые сирийские жилища, не пошли с госпиталитами на Родос и с армянами в Лаяццо, но усилили оборонительную и рабочую силу цветущего острова. Кроме того, пришли новые поселенцы с Запада, прельщенные богатствами этого самого передового поста франкского господства, и таким образом Кипр сделался в XIV столетии мощной и необходимой границей католического христианства. Граждане европейских торговых городов перенесли в Кипр свои колониальные общины, которых не могли больше поддерживать в Сирии. Фамагуста, гавань, воспетая и прославленная в сагах и сказках, сделалась главным пунктом их деятельности. Здесь нагружались на корабли продукты острова, сахар и вино, хлопчатая бумага и золотые нитки. Все сокровища Азии, все продукты Европы встречались здесь в таких же огромных количествах, как раньше разве в Акконе. Ослепительное богатство наполняло дома этого города, и к этому вскоре достаточно присоединились также роскошь и наслаждения всякого рода. Особенные влияния со стороны Европы благоприятствовали этому развитию жизни острова. В первые десятилетия после падения Аккона еще жила надежда на освобождение Иерусалима при помощи новых Крестовых походов. Но христиане думали, что лучше всего подготовятся к будущей войне, если прервут всякие мирные сношения с мусульманами. Египтяне нуждались в строительном материале и железе Европы и наполняли свою военную кассу из пошлины, которую налагали на торговлю: действительно, можно было повредить им самым тяжелым образом, прервав с ними всякие сношения. Поэтому Римская церковь попробовала строжайшими приказаниями запретить безбожную торговлю с египтянами и, если возможно, со всеми магометанами: правда, церковь достигла немногого, потому что этой мерой слишком вредила сильным частным интересам, а наконец при том унижении, до которого она упала в Авиньоне, она за деньги давала дозволения на такую торговлю; но на некоторое время сношениям с областью мамлюков грозила большая опасность; были высланы военные корабли для того, чтобы в открытом море ловить “дурных христиан” которые решались плыть в Александрию или Дамиетту, и киприоты извлекли из этого величайшие выгоды. Они не только ревностно принялись за выгодную морскую полицию, но они с радостью увидали также, что западные купцы из страха от церковных угроз все в большем числе направляли свой путь к Фамагусте, то есть к христианской гавани, куда могли являться без опасений, но откуда так же безопасно поддерживались живейшие сношения с соседним материком».