С грохотом откинулись тяжёлые дверцы в погреб. Кряхтя и отдуваясь, слуги одну за другой слуги выкатили пару дюжин укрепленных железными обручами бочек, вытащили с десяток ящиков и множество плотно запечатанных банок. Вид у них был не самый радостный, но спорить, разумеется, никто не решился. Вскоре у крепости остановилась укрытая серой мешковиной телега, и к слугам присоединились Коэн с каким-то незнакомым крестьянином, приземистым и широкоплечим, с длинной нестриженой бородой, в которой уже начала проглядываться первая седина. Наконец, в подвал внесли носилки с погибшими жителями предместий, за ними вниз спустились и управляющий с сыном.
Крестьяне и слуги сгрудились у входа, перешёптываясь и тыча друг в друга пальцами. Эйдон с интересом наблюдал за их собранием: по всему выходило, что крестьяне попросту робели подходить к гвардейцам, а потому выбирали парламентёра. Капитан усмехнулся и, встретившись с глазами с Коэном, жестом указал на все ещё дымящую ароматным сизым дымом трубку. Тот, на правах «старого знакомого», серьёзно кивнул, уважая право гвардейца спокойно докурить.
Гвардейцы вновь погрузились в размышления. Что именно Эйдон собирался увидеть, осмотрев тела погибших, он и сам не знал. Возможно, ему просто хотелось, чтобы этой истории нашлось простое и понятное объяснение. Испорченная еда, укус гадюки, происки мелкой нечисти — что-нибудь тривиальное, едва ли заслуживающее их внимания; что-нибудь, что крестьяне, в силу суеверия или подозрительности, обострённой присутствием представительницы высшего сословия, приняли за нечто необъяснимое.
Наконец, когда оттягивать неприятное дело больше бы невозможно, Эйдон решительно поднялся и в сопровождении Мартона, Коэна и неназванного коренастого бородача спустился в подвал. Утро выдалось жарким, и кладовая встретила гвардейцев приятным холодком; в нос ударили запахи специй, растительного масла и вяленой рыбы. Когда глаза немного привыкли к рассеянному свету кристальных ламп, обнаружилось, что слуги не только вытащили часть припасов, но и расчистили пространство в центре помещения. Теперь на месте стеллажей с кажущимися бесконечным полками стояли разделочные столы, но которые и поставили носилки с телами. Управляющий Бравил был прав: сложно было придумать более неподходящее место для мертвецкой.
Вместе с сыном он уже ждал гвардейцев внизу. Спрятавшись в густых тенях у дальней стены, торговец беспокойно переминался с ноги на ногу, жевал губы и теребил в руках медный медальон. Молодой подмастерье встал рядом с отцом, заложив руку за спину и сохраняя бесстрастное выражение лица. Наследник управляющего нравился Эйдону всё больше и больше.
— Можем начинать, — объявил капитан, и Мартон с готовностью сбросил покрывало с одного из тел.
Молодой парень, должно быть совсем недавно встретивший свою двадцатую весну. Рослый, хорошо сложенный, с широкими плечами и крепкими руками — из таких получаются либо хорошие дровосеки, молотобойцы и кузнецы, либо неплохие воины и моряки. Жёсткие русые волосы, обветренная шея, широкое загорелое лицо, напряжённое и словно испуганное — Эйдону это ни о чём не говорило, но на всякий случай он взял эту деталь на заметку.
— Ни ран, ни крови, ни следов борьбы. — Капитан задумчиво пригладил усы ладонью и принялся срезать с юноши одежду. — Ни истощения, ни признаков болезни, — через некоторое время заключил он.
— Звери здесь ни при чём, — заметил Мартон, скосив взгляд на торговцев. — В лучшем случае
Капитан медленно кивнул.
— Давай к следующему.
Под вторым покрывалом скрывалась худощавая веснушчатая девушка. Не слишком красивая, с небольшим заострённым носом и широкими скулами; загорелая кожа уже приобрела землистый оттенок, но рыжие волосы по-прежнему оставались такими яркими, что могло показаться, будто голова девушки охвачена пламенем. Как и у юноши, у неё на теле не оказалось никаких повреждений, если не считать небольших царапин, ожогов на пальцах и мозолей, оставленных работой с инструментами.
— То же самое, — отметил Мартон. — Посмотри выражение лица — она будто умерла от страха. Как по мне, здесь всё понятно.
— Значит, всё-таки нечисть, — согласился Эйдон.
— Я могу даже сказать тебе, какая, — проворчал Мартон и добавил уже шепотом: — Но если представить, что сам-знаешь-кто не имеет к этому отношения, тогда почему так близко к столице?
— Хороший вопрос.