– В компьютере отображается, что он все еще с нами, в зале совещаний? – уточнил Октавиус.
– Да, – Бинидиктус кивнул, тревожно озираясь. – Единственное объяснение, которое я могу предложить: его карта заныкана где-то здесь. Хотя как бы тогда он вышел из зала? Ведь для открытия двери нужна карта, что снаружи, что изнутри. В любом случае я распечатал список его перемещений по зданию.
– Дай мне взглянуть, – Октавиус принял из рук Бинидиктуса лист принтерной бумаги. – Он находился в моем кабинете с 10:17 до 14:05… в это время я работал с Дьобулусом… Киношник мог сделать вывод, что скоро мы докопаемся до факта его присутствия в СЛ. И взял из шкафчика лекарство…
Вошедший Илия, с перевитой красным шнурком папкой в руках, остановился неподалеку, внимательно прислушиваясь к разговору.
– Подожди, – не выдержал Бинидиктус. – Он был в твоем кабинете,
– Сделал себя невидимым? – предположила Лисица. – У него же особые силы. Он может, – она направила вопрошающий взгляд на отца.
– Я так не думаю, – покачал головой Дьобулус. – Это требует очень серьезного преобразования всего тела. Не уверен, что такое в принципе возможно, но даже если возможно, едва ли бы он пошел на это, учитывая, какой расход сил это предполагает – и это в период, когда у него планов громадье. Нет, крайне маловероятно.
– Тут еще один момент, – добавил Илия. – Ладно, Киношник сделал себя невидимым. Но каким образом Октавиус не заметил, что шкафчик с лекарствами вдруг распахнулся сам по себе? Почему никто не обратил внимания на самопроизвольно раскрывающиеся двери? И уж тем более мы не могли проигнорировать парящие вокруг кофейные чашки!
– После того как мы распивали кофе, ни разу не задавшись вопросом, откуда он вообще берется, меня уже ничего не удивляет, – угрюмо усмехнулась Лисица.
Все присутствующие застыли в глубоком потрясении. Наконец молчание прервал Октавиус:
– Этому есть объяснение, – усевшись за противоположный от Медведя конец стола, он соединил пальцы домиком. – Негативная галлюцинация. В принципе, это под силу и обычному психиатру с хорошими способностями к гипнозу, хотя, конечно, не в таком масштабе, как это провернул Киношник. По сути, это внушение человеку что он чего-то не видит, неважно, предмет это или другой человек. Между органами зрения и сознанием возникает блок. При этом человек не осознает внушения. Для него этот предмет просто отсутствует.
– Похоже на правду, – согласился Дьобулус. – Вместо того, чтобы полностью менять свои физические характеристики, Киношнику проще кое-что по мелочи подправить в наших мозгах. Чего напрягаться. Спирит быстро расходуется. И медленно накапливается.
– Но разве вместо Киношника мы не должны видеть… какую-то дыру в пространстве? – уточнил Бинидиктус.
Октавиус покачал головой.
– Если человек, которого запретили видеть, стоит между тобой и, например, стеной, то сознание само достроит фрагмент, оказавшийся заслоненным. При этом предметы, находясь в руках запрещенного человека, тоже перестают восприниматься загипнотизированным. Вот почему появление кофейных чашек постоянно ускользало от нашего внимания.
– Все же это не объясняет, как Киношник проник в здание после того, как оттуда удалили всех посторонних, – напомнил Бинидиктус.
– Это как раз-таки не сложно, – возразила Лисица. – Между входной дверью и следующей, где уже необходимо активировать карту, есть небольшой проем. Достаточно встать там, дождаться, когда начальник охраны покинет здание, а затем снова войти, активировав карту. Конечно, обычный человек не сумел бы остаться незамеченным на таком крошечном клочке пространства, но Киношник в прямом смысле запретил себя видеть.
– Он прямо рядом с нами, – выдохнул Илия. – Был все это время, слушал наши разговоры. За этим проклятым столом так много свободных мест…
Джулиус с ужасом посмотрел на пустующий стул рядом с собой и пересел поближе к Октавиусу.
– Ему повезло, что никто не плюхнулся к нему на колени, – буркнула Лисица.
– Мы бы этого не сделали, – возразил Октавиус. – Потому что наши глаза его все-таки видят, просто мозг блокирует информацию об объекте. Тем не менее, подсознательно мы признаем его существование, а потому не можем случайно налететь на него.
– Хорошо, пусть так, – Бинидиктус с отвращением смахнул со стола ближайшую кофейную чашку. – Но теперь-то мы
– Это не так просто. Запрет остается в силе. Его не снимешь парой фраз.
– Вот уродец, – Лисица погрозила кулаком в пространство.