Связи

– Мы можем взять с собой Джулиуса, и тогда Киношнику придется идти пешком, – усмехнулся Дьобулус.

– Не стоит его провоцировать, мешая его передвижениям. Поехали, здесь холодно, – поторопил Октавиус.

Илия уселся за руль, Октавиус справа от него. Дьобулус тяжело опустился на заднее сиденье и, повернув голову, посмотрел на пустое место рядом с собой усталым, насмешливым взглядом.

– И что нам не живется в этом мире вместе, друг?

Илия потер глаза.

– Чувствую себя так, будто неделю беспробудно пил.

– Уверен, когда все закончится, у тебя будет возможность сравнить, – пробормотал Октавиус.

– Уеду в Роану, устрою кутеж с проститутками.

– Правда? – усомнился Октавиус.

– Нет, – вздохнул Илия и вставил ключ в замок зажигания.

Выезжая, он порадовался, что стоянка пустынна. Его текущее состояние затрудняло сложные маневры. Воскресенье… Несмотря на похолодание и подступающие сумерки, люди гуляли по улицам, толкали коляски с детьми, разговаривали, пили кофе навынос. У Илии было предвоенное ощущение. Ему хотелось поговорить с Лизой об этом, но в том месте его души, которое она занимала раньше, зияла огромная дыра, как будто пробитая бронебойным залпом. Когда он позволял осознанию ситуации просочиться в мозг, он ощущал себя страшно одиноким, что запускало цепочку смутных воспоминаний. Он не был уверен, что это настоящие воспоминания, а не образы, подброшенные воображением, хотя теоретически мог припомнить множество отвратительных моментов. В голове точно открылись шлюзы, и потоки было не остановить. У него все болело.

Телефон Илии зазвонил.

– Я не отвечаю на звонки за рулем, – бесцветно произнес Илия, глядя перед собой.

Настойчивая трель вызывала желание выбросить телефон в окно. Наконец она стихла, но через минуту снова возобновилась.

– Октавиус, это уже твой телефон, – указал Илия.

– А, точно, – Октавиус прижал телефон к уху и пояснил: – Эфил…

Он слушал довольно долго, изредка задавая вопросы. Илия напряженно прислушивался к звукам из динамика, но не мог разобрать слова.

– Я согласен с твоим предположением… У меня складывалось то же впечатление. Я не знаю. Будем думать дальше. Сейчас твоя задача продержать Деметриуса в больнице как можно дольше – подальше от разборок. Если понадобится, стукни его по голове еще раз.

Завершив разговор, Октавиус откинулся на спинку сиденья.

– Новости? – осторожно спросил Илия.

– Его зовут Агнуш Этта. На момент эвакуации ему было восемь лет. Поступил в стационар с серьезными ожогами – очевидно, родители недосмотрели. Неблагополучная семья… – Октавиус пересказал услышанное от Эфила.

– В таких проблемных городах, как Ийдрик, каждая вторая семья неблагополучная, – Илия смотрел только на дорогу перед собой.

– У меня недостаточно данных, чтобы поставить точный диагноз, но, вероятно, у него было психическое расстройство аутистического спектра. В частности, на это указывает болезненная привязанность только к одному виду пищи.

– Аутист? – Дьобулус поморщился, когда их тряхнуло на кочке, и попытался поудобнее расположить свое несчастное, страдающее каждой клеткой тело. – Что это может для нас значить?

– Пока сложно сказать. Посмотрим, как он живет, оценим его текущее состояние.

– Это многое объясняет. Проблемный ребенок в проблемной семье, – Илия сжал челюсти. – Если бы родители заявили о пропаже, его бы забрали из города прежде, чем он стал тем, кем стал. Но он был болен. Наверное, они только порадовались, что избавились от него.

– Я бы сказал, что его болезнь – это в принципе причина всего им начатого, – добавил Октавиус.

– Вот этот дом, – Илия притормозил на аллее.

Они вышли из машины и, двигаясь вдоль ничем не примечательного жилого здания, вошли сквозь арку во двор. Годвурус Дагнуш, он же Киношник, он же Агнуш Этта, он же Проклятый Злобный Аутист, жил на втором этаже.

– Поразительно, что никто из нас не задался вопросом, как мы собираемся проникнуть в квартиру, – Октавиус наклонился к замочной скважине.

Илия молча отодвинул Октавиуса и с силой пнул дверь ногой. Что-то хрустнуло, вылетела пара щепок, и дверь распахнулась.

– Какая вонь, – Илия непроизвольно зажал нос и рот ладонями и тревожно вгляделся в темную квартиру. – Как человеческое существо может жить в такой обстановке?

– Да уж, уютненько, – бросил Октавиус, нащупывая выключатель на липкой стене. Тот щелкнул, но ничего не произошло. – Выключатель сломан. Или же электричество отключено. Одну секунду. Где-то в карманах жилета у меня был фонарик…

Фонарик, несмотря на миниатюрные размеры, испускал широкий яркий луч. Они прошли в единственную комнату, тускло подсвеченную уличным фонарем, чье сияние с трудом просачивалось сквозь грязное окно. Здесь почти не было мебели: пустой шкаф с заваленными хламом полками, ободранное кресло, со спинки которого свисала неопрятная одежда, тумба с пыльным телевизором. Кровать представляла собой жалкое зрелище – ком грязного, остро пахнущего белья с хаотично набросанными сверху подушками. Пол усеивали комки непонятной дряни, собирающиеся грудами в углах.

Все еще зажимая нос, Илия бросился к окну и раскрыл его, впуская свет и свежий воздух.