Связной [1974, худож. Д. Штеренберг]

— А я почем знаю? — пробормотал Милан и шмыгнул носом.

— Вот видишь, ты не знаешь, а я знаю. К стенке бы вас поставили и перестреляли. Отца, мать, Евку и тебя. А какой из этого прок? Ты сам посуди.

Милан топчется на месте, растерянно потирает руки в шерстяных рукавичках.

— Ох, Эрнест! — вздыхает он. — Ты ведь не знаешь, совсем не знаешь, какие они! Старую Пинкусиху так избили кнутом, по земле ее волокли! А отца как ударил тот, очкастый, я ведь тебе уже рассказывал. Он чуть не умер потом от приступа, да! А она их кормит! Они людей кнутом избивают, а мы что? Будем сидеть сложа руки? И Сила тоже говорит, что будь у него динамит, он бы подорвал амбар Грофиков. Там их больше всего.

Эрнест молчал, уставившись в землю, изредка кивая головой, словно он усиленно обдумывал что-то.

— Слушай, Милан, — сказал он, немного погодя, решительным голосом. — С чего ты взял, что мы их не бьем? Думаешь, мы сидим и ждем, когда им надоест измываться над людьми? И мы их бьем, — подчеркнул он, — бьем, где только можем!

Он обхватил Милана за плечи, внимательно посмотрел ему в глаза.

— Взорвали наши немецкий поезд? Ну? Взорвали или нет?

— Взорвали, — согласился Милан, потом вдруг запнулся, недоверчиво взглянул на Эрнеста. — А это… это были… наши? — выдохнул он.

— Наши, — подтвердил Эрнест и легонько шлепнул Милана по затылку.

— А мост? Тоже наши? И сгоревший склад в городе?

— И это тоже, — кивал Эрнест. — Ты что, думал, мы в лес по грибы ушли? — Он нагнулся к самому уху Милана и прошептал таинственным голосом: — А ты случайно разве не знаешь одного мальчишку, который по ночам встречается с одним дядей и все ему рассказывает?

— Ну и что, если встречается? — насторожился Милан.

— Да так, просто к слову пришлось. Ты его случайно не знаешь? Так вот, этот мальчишка пришел как-то к дяде и стал просить динамит или гранату, чтобы перебить немцев. Верно?

— Угу, — пробормотал Милан и заглянул Эрнесту в лицо.

Над полями, занесенными снегом, неярко светила серебряным светом луна, повисшая над белыми просторами, как легкий воздушный шарик. Милан различал каждую черточку Эрнестова лица. Ясными, до прозрачности ясными были его глаза, окаймленные темными тенями.

— И знаешь, что сказал ему дядя? Он ему так сказал: «Не берись за дело, до которого ты не дорос. У тебя другая работа, куда более важная». Ты на Беснацкий хутор ходил?

— Ходил…

— А помнишь, что ты передавал?

— Помню, — почти шепотом отвечал Милан. — «Тетка Зуза просит вас прислать деньжат, которые остались у вас, а то она совсем издержалась».

— Вот видишь, — продолжал Эрнест низким, спокойным голосом. — Если бы не этот мальчик, тетке Зузе пришлось бы очень туго. Она уж было совсем осталась без гроша.

Милан завозился и высвободился из объятий Эрнеста.

— Эрнест, так, значит…

— Ну конечно же, Милан! Очень нужны были эти деньги. Не один немец ими подавился.

— Патроны? — сразу догадался Милан и часто задышал.

— Спокойно! Деньги это были. Эх, Милан мой милый, ты уж потерпи! Когда-нибудь я все тебе расскажу, честное слово, а пока нельзя, понимаешь, нельзя… — шептал Эрнест Милану в озябшее ухо, щекотал его мягкой, давно не бритой бородкой. — Дружище, никому ни звука, я на тебя надеюсь, ведь ты уже большой, смышленый. И без глупостей, понял? Ты наш связной, ты нам нужен.

Милан затопал ногами, окоченевшими от холода. Наверное, Эрнест ожидал, что он теперь кинется ему на шею. Ведь Милан и в самом деле думал, что речь шла о какой-то ерунде, о деньгах, а тут на́ тебе — деньги вовсе и не деньги, сообщение было очень важное, а он, Милан, когда передавал его, был словно один из соратников Яношика. Ведь и Яношик и его дружина не раз водили панов за нос таким образом.

Милану и в самом деле хотелось засмеяться, заплясать на белом подмороженном снегу. Но еще больше ему хотелось стукнуть по чему-нибудь, что-то разбить, броситься на землю и заплакать.

Но он ничего такого не сделал, он стоял и глядел прямо перед собой, под веками мучительно пощипывали слезы. Он стоял, беззвучно шевеля губами, все еще не придя в себя, и слышал ласковый, успокаивающий голос Эрнеста, который доносился до него словно бы издалека:

— А мать не обижай, ни к чему это. Она добрая, мудрая женщина. Она тоже делает, что в ее силах.

— Не обманываешь? — спросил Милан, просто так, чтобы спросить.

— Я тебя когда-нибудь обманывал? — возразил Эрнест, ничуть не обидевшись. — Она помогает нам как может. Многие нам помогают. Если б она не помогала, я бы не стал сочинять.

Возбуждение Милана прошло, он почувствовал, что его пробирает зябкая дрожь.

— Пойдем, я тебя провожу немного, — предложил Эрнест.

Они шли вместе, негромко переговариваясь. Милан — уже спокойным голосом — рассказывал деревенские новости.