Связующие нити (СИ)

— Ничего страшного, Гретт, — Тристан не обернулся, продолжая нарезать чищеную картошку кубиками.

Всё, что он делал, получалось у него не как обычно, — заторможено, с паузами. Я понимала, что он внимательно слушает, и, делать что‑то параллельно с этим ему плохо удавалось. К счастью, я не видела его лица. Мне не хотелось читать по глазам, о чём он думал в ту или иную часть моего повествования, даже если это будут самые лучшие чувства.

— Я жила чужой радостью, но потом на душе опять стало неспокойно. И ещё подкатили такие сомнения… Ты влюбился и улетел в свой мир, а в агентство пришёл дед Филлип, который просил построить обратно сожженный мост, — между ним и моей мамой.

На этот раз Трис обернулся. Я заметила больше боковым зрением это движение, потому что смотрела в упор не на него, а на выставленную на обеденный стол сахарницу.

— Ты помнишь, что всё кончилось отказом, но пока я этого не знала, я думала о многих вещах. О внезапном небытии тоже. И о нас. И тогда ещё я поссорилась с Геле, и она меня прогнала от себя. Пакостное было время. Но я больше о нас хотела сказать, о том, что мне тогда думалось. Мама встретила этого Филиппа за пять лет до встречи с отцом, и если бы они не упустили свой счастливый случай, то не было бы меня, не было бы этого тридцатилетнего брака, в котором мама счастлива, а было бы что‑то другое… и она бы жила, даже не подозревая, чего в её будущем не случилось. Естественно, я сравнила их с нами. Я не могла об этом не подумать, — что если ты, к примеру, влюбившись сейчас, после пяти лет нашего знакомства, сожалеешь о том, что когда‑то наши пути не разошлись. Быть может я, как Филипп, только помеха твоей реальной счастливой жизни, в которой ты по — настоящему женат на настоящей женщине и, как ни банально, — по — настоящему счастлив.

Мне так хотелось попросить Триса опять отвернуться, что я замолчала. Он либо понял, что создаёт мне трудности, либо по какой другой причине, вернулся к своему делу, и я услышала щёлканье ножа о доску.

— Я забыла упомянуть, — до этого был разговор с Вельтоном. Он заметил, что со мной творится неладное, и стал говорить о том, что все мои душевнее переживания от того, будто я не принимаю своих неполнеценностей, желая быть тем, кем я не являюсь, — художником, женщиной, каким‑то значительным человеком в жизни… другого человека. Если стерпеться с положением вещей, то тогда будет и мир в душе и счастье. Мы с Геленой на этой почве и поругались. Я предпринимала все попытки, чтобы смириться, а она стала объяснять мне про шкуры, которые человек носит. По её словам выходило, что я была не в своей шкуре, и вместо того, чтобы бороться и искать, я пыталась прижиться в ней. Она тогда такой яркий пример привела, про волка и куриц… — я усмехнулась, удивившись сама себе, что до сих пор, не смотря на то, что столько уже сказала, всё ещё держусь довольно спокойно. — Волк, сидящий в курятнике на насесте, мучается оттого что его тянет в лес и слюнки текут на мясо, одновременно пытающийся принять в себе то, что он никудышная курица, — у которой ни перьев, ни крыльев, ни цыплят… Геле сказала, что я семечко, со многими возможностями, но которое за десять лет так и не проросло. Тогда, при разрыве с подругой и был один из решающих моментов, когда скидываешь с себя надетую силком шкуру и начинаешь обрастать своей… А я упёрлась. Тогда‑то и случилась комната…

Кажется, Тристан не мог готовить. Вода, которую он поставил раньше, во всю кипела, а из всего, что он хотел закинуть в суп, была только соль, да и несчастная картошка, — до сих пор лежащая на доске и в который раз подвергающаяся медленной резке. Мельком брошенный взгляд на спину Триса вернул меня в тот день, когда он точно так же стоял у стола, нарезая что‑то, а я кинулась реветь ему в свитер. Так и теперь, мне казалось, что ещё немного и мне не нужно будет видеть его лица, я всё начну ощущать по одной лишь фигуре и этому лёгкому шевелению плечами. Я уставилась на сахарницу, сосредоточившись только на себе.