— Договорились. Пока, Элис. — Я повесила трубку и прилегла на кровать, со стоном посмотрев на потолок. Мне в голову лезли мысли о Ксандере. Где он был сейчас? О чем он думал? Думал ли он обо мне? Я перевернулась и зарылась лицом в подушку. Мне было необходимо перестать думать о нем, иначе можно сойти с ума. Я приподнялась на кровати и решила выйти из комнаты. Я пока не чувствовала себя уставшей, и если бы осталась в спальне, то стала думать о тех вещах, которые могла бы совершить в своей постели; нехороших вещах, о которых мне не стоило думать. Я решила спуститься вниз и захватить колу на кухне, а потом пройти на задний двор и покачаться на кресле-качалке, которая досталась нам от бабушки еще тогда, когда я была маленькой. Я любила то кресло, оно возвращало меня в детство, когда мне нравилось качаться на ноге отца или одного из братьев, если у них было время для меня. У меня было счастливое детство, если не считать сестры, выводившей меня из себя, когда я была подростком. Я не была уверена, будут ли у нас с ней когда-нибудь такие отношения, как у меня и Элис, и от этого становилось грустно.
— Обернись, и я стану той, кого ты захочешь. — Я выдумывала слова к прилипчивой песенке, что играла по радио, пока я качалась в кресле на задней веранде дома моих родителей. Ночной воздух был прохладен, и я была признательна за то, что эта ночь не была похожа на очередную влажную ночь во Флориде. — Забери меня, и ты будешь во мне-мне-мне на луне-не-не, — усмехнулась я, повторяя за какой-то девушкой, которая выкрикивала, что у нее нет ни леденца, ни бойфренда. Я понимала, что мои слова и рядом не шли с теми, что произносила она. — Ты громыхнешь, до того как придешь, — пропела я и затем подскочила, почувствовав чью-то руку на своем плече.
— Лив, это всего лишь я. — Спокойный голос Ксандера прозвучал позади меня, и мое тело немедленно встрепенулось.
— О, привет, — обернулась я и выдавила из себя подобие улыбки, стараясь не смотреть ему в глаза и на грудь. Я сверлила глазами точку на его ухе, пытаясь сфокусироваться на ней.
— Не знал, что ты поешь.
— Что-что? — глупо переспросила я.
— Твои песни на вершине чартов?
— Чартов?
— В чартах «Биллборд»? Международных списках? На «айтюнсе»?
— Что? — Я была настолько сконфужена, что перестала фокусироваться на мочке его уха и теперь смотрела ему в глаза. — О чем ты говоришь?
— Я говорю про твою карьеру певицы. — И затем добавил с ухмылкой: — Ты пробилась в топовые позиции международных чартов или, может быть, получила премию Грэмми, или что-то подобное?
— Ну и придурок же ты. — Мои глаза словно метали молнии, когда я поняла, что он еле сдерживает смех.
— Я серьезно спросил. Ты казалась очень увлеченной в создании той песни, которую напевала, — улыбнулся он, на что я покачала головой.
— Неважно. — Я не могла заставить себя перестать улыбаться ему в ответ. — Знаю, я фальшивлю, но это не значит, что я не могу петь.
— Я не говорил, что тебе стоит замолчать, — кивнул он в знак согласия. — Мне даже было весьма приятно тебя слушать.
— Конечно, так и было, — засмеялась я. — Мои братья платят мне, лишь бы я перестала петь, — улыбнулась я, погружаясь в воспоминания. — Мой брат Скотт однажды дал мне двадцать долларов.
— Двадцать долларов? Вау, — склонив лицо, переспросил Ксандер. — Должно быть, он и правда ненавидит твое пение.
— Думаю, все дело было в самой песне и в контексте, — улыбнулась я. — Ему было восемнадцать, тогда он впервые привел нормальную девушку к нам на День благодарения, — вспоминала я тот праздник. — Они сидели и обсуждали какой-то школьный предмет, на который ходили вместе, а я вышла и начала петь. «Любовь — это самая прекрасная вещь на свете», — затянула я, переходя на смех. — Тебе надо было видеть его лицо, когда я запела припев и стала бросаться в них длинными бумажными полосками.
— Длинными бумажными полосками? — с удивлением переспросил Ксандер.
— У меня не было розового серпантина, — улыбнулась я и стала раскачиваться в кресле. — Если бы можно было убить взглядом, то в тот вечер Скотт совершил бы убийство. Вместо этого он дал мне двадцать баксов, так что я еще и заработала.
— Вот видишь, твоя карьера певицы принесла тебе прибыль.
— Да, думаю, можно сказать и так, — вздохнула я, покачиваясь взад-вперед. Мне не было видно Ксандера, но я все еще чувствовала его присутствие за своей спиной.
— Похоже на то, что ты была трудным ребенком, — тихо заметил он, а я перестала раскачиваться и снова обернулась к нему. На этот раз мне хотелось прятать улыбку и смех.
— И не похоже, что я изменилась, да? — Я посмотрела на него, приподняв бровь, на что он отреагировал с удивлением. Я знала, что шокировала его своим смехом и тем, что вообще была в состоянии смеяться, учитывая, в какой ситуации мы оба находились и как драматично я вела себя до этого, но, на самом деле, я не могла не рассмеяться.