Свидание на пороховой бочке

– От дауна слышу! – немедленно откликнулась Алка.

У любопытного водителя сами собой образовались остроконечные эльфийские уши.

Я повысила уровень секретности и перешла на неведомый миру диалект, который мы с Алкой придумали для личного пользования в пятом классе. Ничего сложного: в нашей версии родной русской речи после каждого слога нужно добавлять «си». То есть, если хочешь сказать «сиди ровно», по-нашему, по кузнецово-трошкински, это будет звучать так:

– Сисидиси росивноси!

Эти «сиси» и «в носе» неожиданно впечатлили водителя – он развернулся и зашарил глазами по Трошкиной. Не найдя на ней ничего удивительного, он перевел горящий взор на меня. Однако я твердо знала, что и с сисями, и с носом у меня полный порядок, поэтому не постеснялась прикрикнуть:

– На дорогу смотри, паря, однако!

Очень вовремя вспомнила свою вологодскую легенду!

Тут как раз Алка, прекрасно понимающая по кузнецово-трошкински, вняла моему призыву успокоиться и затихла, приняв располагающий и трогательный вид благовоспитанной девочки-дошколенка. Она села ровно, свела коленки, упокоила на них ладошки и только глазками блестела, как милая птичка.

– Осинаси торсимосизитси! – кротко заметила Трошкина, не отрывающая взгляда от машины Кулишевской, но по моей просьбе старательно сохраняющая практически самурайскую невозмутимость.

Таксист свернул за «Лендровером».

– Тыси виси…? – Алка снова уткнулась в стекло, отслеживая выход Кулишевской из машины.

– Висижуси! Посишлиси! – Я, не глядя, бросила в водителя купюрой, и он поймал ее на лету.

Замаскированная Тамара Руслановна резво утекла в дверь под вывеской «Елизаветинская клиника», и мы с Алкой порысили следом.

В интерьере клиники «Елизаветинской» полно было шика и блеска, даже вешалка в прихожей сияла золотом. Я сразу поняла: Кулишевской это заведение подходит. А вот я в наряде скромной поселянки с пышным убранством не гармонировала.

– Яси пойси… Тьфу, я пойду! – посмотрев на наше с ней отражение в огромном зеркале, решила Трошкина.

– А вот и нет! – не согласилась я. – Тебя вдовица знает! Забыла, как она на кладбище к тебе кинулась? Как к родной!

– А глазами все Зяму искала, – уныло припомнила Алка. И призналась: – Вот этого я не понимаю. Если Кулишевская знает, что Зяма мой жених, то почему ведет себя со мной так дружелюбно?

– Может, ревность – не ее диагноз? – предположила я, возвращая нас к актуальной теме. – Хотя чем-то Тамара Руслановна явно больна.

Мы заглянули под арку и пытливо посмотрели в золотисто-розовую даль бесконечного коридора с рядами одинаковых дверей. Очередей в дорогой клинике не было, мягкие диванчики в простенках пустовали, и угадать, к какому специалисту внедрилась Кулишевская, не представлялось возможным.

– Ты, конечно, можешь пройтись по коридору, заглядывая во все двери поочередно, – неуверенно предложила Трошкина.

– Я кое-что получше придумала! Дай свою сумку!

– Зачем?

– Затем, что у тебя хорошая сумка, новая и дорогая! – Я решительно отняла у подружки ее ручную кладь. – Стой здесь!

Из-под арки направо открывался вид на длинный коридор с диванами и дверьми, а слева в просторной нише за барьером из розового дерева сидела барышня в униформе.

– Здраствуйте, девушка! – с деревенским простодушием приветствовала ее я. – Вы хозяйку мою видели? Кулишевская, Тамара Руслановна. Она сумочку забыла, а там ей нужное! Я бежала, бежала – не угналась, она же на машине, а сумочку-то передать бы! Помогите, а?

– В пятнадцатый кабинет несите, – поглядев в компьютер, сказала форменная барышня, ничуть не удивленная происходящим.

Богатые безголовые дамочки и запыхавшаяся прислуга тут явно были не внове.

– В пятнадцатый? Ага, спасибочки! – колоритная вологодская я обрадованно покивала и припустила вдаль по коридору.

На розовых дверях красиво золотились ромбики с номерами. Табличек с фамилиями и медицинской специальностью докторов не имелось, и мне пришлось заглянуть в кабинет.

Дверь открылась и закрылась бесшумно. Я огляделась с порога: белые стены, окна нет, на потолке лампа дневного света. На стене красочный людоедский плакат, изображающий нижнюю часть женского тела в продольном разрезе. Рабочее место доктора, стул для пациента и кушетка из светлой кожи пустовали, но за выступом кафельной стенки, в отгороженном ширмой аппендиксе, шуршало и звякало. Девушка моего возраста и жизненного опыта по совокупности признаков не могла не узнать кабинет гинеколога.

«Да ладно?!» – восторженно ахнул мой внутренний голос, уже угадывая интригу.

Но вслух я даже не пискнула. Тихо-тихо подкралась к столу, заглянула в раскрытую книжицу медицинской карты, вздернула брови, машинально велела возбужденно завопившему внутреннему голосу немедленно заткнуться, потрясла головой, стряхивая с лица потрясенное выражение, и ретировалась из кабинета, в последнюю секунду сообразив спрятать Алкину сумку под рубахой.

– Все в порядке? – спросила любезная барышня за конторкой.

– Да, да, спасибочки! – я едва удержалась, чтобы не отвесить ей земной поклон.

– Что?! – заволновалась, увидев меня, Трошкина. – У тебя глаза как лампочки! Круглые и аж горят!