Свидание на пороховой бочке

– Идем отсюда!

Мы выкатились из клиники, перебежали неширокий двор, укрылись за трансформаторной будкой и там, под возбужденное электрическое гудение, я ошарашила подружку новостью:

– Кулишевская беременна!

Алка ахнула, закрыла рот ладошкой и постояла так пару секунд. Потом убрала руку и спросила с подозрением:

– От кого?!

– Зришь в корень! – похвалила я, не подумав извиниться за каламбур. – У меня возник тот же самый вопрос, но в медицинской карточке ответ на него не записан.

– Кого-то надо допросить. – Трошкина нехорошо прищурилась.

Я не стала подсказывать ей подходящее имя. Мы ведь уже решили, что с Зямой надо встретиться и пообщаться.

– Смотри, она выходит! – я вовремя заметила на пороге знакомый бурнус.

Костюмированная мадам Кулишевская вышла из клиники и проследовала в аптеку, удобно расположенную в торцевой части здания.

– Еще один звоночек, – непонятно, но с явственной горечью молвила Трошкина.

– Ты это о чем?

– Второй аргумент в пользу версии о беременности не от мужа, – предательски подрагивающим подбородком Алка указала на аптеку. – Смотри, во-первых, для визита к гинекологу Кулишевская абсолютно неузнаваемо нарядилась. Во-вторых, она покупает прописанные ей лекарства в чужой аптеке, хотя наверняка могла бы взять их в своей собственной. А почему? Она скрывает свою беременность?

И сама же запальчиво ответила:

– Да потому, что это ее компрометирует! Значит, отец ребенка – не Маковеев! – Алка всхлипнула. – Эх, Зяма…

– Нет, погоди, – мне очень хотелось утешить подругу и обелить брата. – Почему сразу Зяма? Вообще, почему это не может быть ребенок Маковеева? Он и Кулишевская были мужем и женой, а муж и жена, как известно, спят вместе и… Ой!

Теперь уже я, как чуть раньше подружка, прикрыла рот ладошкой.

– Что – ой?

– Алка, я, кажется, поняла…

– А я нет!

Я улыбнулась:

– Редкий случай, когда отличница пасует перед троечницей! Слушай меня, Трошкина, и потом не говори, что не слышала. Я дам тебе пару фактов, а потом хочу услышать твое толкование, потому что, по-моему, все сходится.

– Да что сходится?! – завопила обычно кроткая Трошкина.

– Все. Слушай, – повторила я. – Во-первых, моя мамуля была знакома с Петром Маковеевым. Совсем немного, они лишь однажды пообщались на вручении какой-то премии, и все, что мамуля может вспомнить по итогам этой встречи – что Маковеев за ней не ухлестывал. Вообще! Совсем не оказывал ей знаков внимания, это нашей-то красотке Басе!

– Возможно, он был со своей дамой?

– В том-то и дело, что нет! А теперь факт второй: Галина Пална, подруга детства Маковеева, была с ним в теплых отношениях с первого класса по десятый, и никогда – никогда! – юный друг не пытался залезть к ней под юбку. Очень деликатный был юноша, руки не распускал, целоваться не лез. Ни разу за десять лет!

Я перевела дух и спросила:

– Ты понимаешь, Алка, к чему я клоню?

– К тому, что смерть Маковеева пробила зияющую брешь в ряду настоящих джентльменов?

– Трошкина, не язви, это не твое амплуа. Включи мозги! – я постучала пальцем по лбу, показывая, где искать тумблер. – Вывод совсем другой и, мне кажется, гениальный: Маковеев просто не любил женщин! Он был другой ориентации! Но тщательно это скрывал, даже женился, чтобы выглядеть респектабельно. Смеловский, кстати, говорил мне, что у Маковеева натуральный пунктик был по части фамильной гордости и чести.

– Боже! – Трошкина хлопнула себя по лбу и наконец зашевелила извилинами. – Тогда Кулишеская точно не могла забеременеть от мужа! И признаться ему в своем интересном положении она тоже не могла, потому что он понял бы, что жена ему изменяла! Да он бы ее просто убил!

Она немного подумала и убежденно кивнула:

– Да, мог бы и убить. Судя по подметному письму, мужик он был крутой и недобрый.

– Поэтому Кулишевская опередила его с убийством, и в мир иной отправился сам Маковеев! – азартно продолжила я.

– Но у нее же есть алиби! – напомнила справедливая Алка.

– У нее-то есть, а у ее любовника? – парировала я. – Пока сама Тамара Руслановна ради алиби парилась в скафандре для прессотерапии, с Маковеевым запросто мог разделаться ее дружочек!

– Хм, мне нравится эта мысль. – Алка неуверенно улыбнулась. – Главным образом потому, что при таком раскладе убийцей и любовником Кулишевской оказывается не Зяма!

– Да? А почему? – Я не то чтобы не обрадовалась такому выводу, просто не поняла подружкиной логики.

– Да потому, что в день убийства Маковеева Зяма сидел в Буркове, и Борис Акимович с Гороховым тому живые свидетели!

– Точно!

Мы обе разулыбались. Внезапный праздник безмятежной радости и тихого торжества испортил настойчивый телефонный звонок.

– Да? – все еще улыбаясь, обронила я в трубку.

– Инночка, ты ничего не забыла? – предгрозовым голосом спросил Бронич.

– Ой! Здрасьте, Михаил Брониславич, я тут немного приболела, кхе-кхе, – заюлила я, подумав, что страшно отомщу Горохову за эту подставу.

Никто, кроме беспринципного Жоры, не мог сдать Броничу мой новый номер.

– А какой сегодня денечек, ты помнишь? – ласковым голосом маньяка-убийцы вкрадчиво спросил шеф.