Свидание со смертью. Рождество Эркюля Пуаро. Убить легко. Десять негритят

— До свиданья, Альфред, — сказал Джордж. — До свиданья, Лидия. Какой ужас мы пережили! Еще предстоит суд. Наверное, весь этот позор выплывет наружу? Ну, насчет того, что Сагден… сын моего отца… Вряд ли удастся его убедить, что лучше бы ему заявить, что он убежденный коммунист и убил отца во имя идеи — потому что тот был… м-м… как они там пишут? Гнусной пиявкой на теле рабочего класса… или что-нибудь в этом роде, а?

— Дорогой Джордж, — возразила ему Лидия, — неужели ты думаешь, что такого человека, как Сагден, смогут тронуть наши переживания, что он станет лгать ради нас?

— Ты права. Я совершенно с тобой согласен. И все-таки этот малый… нет, он конечно же не в своем уме… Ну что ж, еще раз до свидания.

— До свидания, — сказала Магдалина. — На следующее Рождество, может быть, все вместе поедем на Ривьеру[195] или еще куда-нибудь и повеселимся на славу.

— Посмотрим, каким будет курс фунта, — добавил Джордж.

— Не будь таким скупым, милый, — проворковала Магдалина.

5

Альфред вышел на террасу. Лидия разглядывала каменную вазу. Увидев его, она выпрямилась.

— Все уехали, — вздохнул он.

— Какое счастье, — отозвалась Лидия.

— Пожалуй, — согласился Альфред. И спросил: — Ты рада уехать отсюда?

— А ты нет?

— Если честно, я тоже рад. На свете так много интересного, целый мир. А если мы останемся жить здесь, то будем обречены вечно вспоминать об этом кошмаре. Слава Богу, все кончилось!

— Благодаря Эркюлю Пуаро, — сказала Лидия.

— Да. Знаешь, просто удивительно: после его объяснений все сразу встало на свои места.

— Знаю. Как в головоломке, когда все эти непонятные кусочки вдруг находят свое место, и получается вполне четкая картинка.

— Одного только я так до конца и не понял, — признался Альфред. — Что делал Джордж после телефонного звонка? Почему он не сказал?

— Неужели не понимаешь? — засмеялась Лидия. — А я сразу догадалась. Он просматривал бумаги на твоем письменном столе.

— О нет, Лидия! Никто не решился бы позволить себе такое.

— А Джордж решился. Он проявляет большое любопытство ко всему, что касается денег. Но, разумеется, он не мог в этом признаться. Он скорее предпочел бы оказаться на скамье подсудимых.

— Что это, очередной садик? — спросил Альфред.

— Да.

— Чем удивишь на сей раз?

— Попытаюсь изобразить райские кущи. Но без змея-искусителя, а Адам и Ева будут не очень молодыми.

— Какой терпеливой ты была все эти годы… Моя дорогая, ты всегда была так добра ко мне, — нежно сказал Альфред.

— Потому что я люблю тебя, Альфред… — услышал он в ответ.

— Благослови и помилуй меня, Господи! — воскликнул полковник Джонсон. — Честное слово! — И повторил: — Благослови и помилуй!

Откинувшись на спинку кресла, он не сводил глаз с Пуаро.

— Лучший из моих людей! — простонал он. — Куда катится полиция?

— У полицейских тоже бывают личные проблемы. Сагден был очень гордым.

Полковник только покачал головой.

Чтобы разрядиться, он пнул ногой стопку дров, сложенную у камина. И сказал отрывисто:

— Всегда говорил — нет ничего лучше горящих в камине дров.

А Эркюль Пуаро, поеживаясь от сквозняка, холодившего его спину, подумал: «Pour moi[196], то я предпочитаю центральное отопление…»

УБИТЬ ЛЕГКО Murder is Easy 1939 © Перевод под редакцией М. Макаровой, А. Титова

Посвящается Розалинд и Сьюзен, первым критикам этой книги

Глава I Попутчица

Англия!

Сколько лет, сколько зим!

Какая она теперь? — спрашивал себя Люк Фицвильям, спускаясь по сходням на пристань. От этих мыслей его отвлекло ожидание таможенного досмотра. Но едва он вошел в экспресс, который подавался к прибытию парохода, он снова стал думать о старушке Англии.

Правда, он наезжал сюда в отпуск, но это — совсем другое дело. Когда ты в отпуске, можно сорить деньгами (а это немаловажная деталь), навещать старых друзей, встречаться с теми, кто, как и ты, приехали ненадолго. Беззаботное времечко, когда ты мог сказать себе: «Скоро опять уезжать назад. Отчего бы не пожить в свое удовольствие!»

Теперь все. Как говорится, с концами. Не будет больше жарких душных ночей, слепящего солнца и роскошной буйной тропической растительности, не будет одиноких вечеров, скрашенных чтением и перечитыванием старых номеров «Таймс»[197].

Отныне он — добропорядочный отставник с весьма скромным доходом. Не обремененный заботами и обязанностями джентльмен, вернувшийся восвояси. Чем бы ему теперь заняться?

О Англия! Этот июньский день, и серые небеса, и резкий жалящий ветер. В такие дни, прямо скажем, она не слишком привлекательна! А люди! Бог мой, сколько же их! Целые толпы. И у всех угрюмые, как это небо, лица, хмурые, озабоченные. А дома — торчат повсюду, как грибы. Мерзкие серые домишки! Отвратительные! Курятники, а не человеческое жилье — типичные английские деревеньки!

Люк Фицвильям заставил себя оторваться от вагонного окна и принялся листать только что купленные «Таймс», «Дейли клэрион»[198] и «Панч»[199].

«Дейли клэрион» был целиком посвящен скачкам в Эпсоме[200].