«Нет бы мне вчера приехать. Последний раз я был на дерби[201]
, когда мне было девятнадцать», — подумал Люк.Он поставил на лошадь в клубном тотализаторе[202]
, и ему было интересно, что прочит ей корреспондент «Клэрион». Однако тот лишь небрежно ее помянул: «Среди прочих Джуджуб Второй, Маркс Майл, Сэнтони и Джерри Бой вряд ли смогут войти в первую тройку. К фаворитам явно не принадлежат…»Но Люк не стал смотреть, кто явно не принадлежит к фаворитам. Его интересовали ставки. Шансы Джуджуба Второго расценивались более чем скромно: сорок к одному.
Он взглянул на часы. Без четверти четыре.
— «Значит, скачки уже закончились», — отметил он и пожалел, что не поставил на Клэриголда, считавшегося вторым среди фаворитов.
Закончились так закончились. Он раскрыл «Таймс» и погрузился в изучение более серьезных вопросов. Правда, ненадолго, поскольку свирепого вида полковник в углу напротив пришел в такую ярость от только что прочитанного, что ему было необходимо излить свое возмущение. Прошло добрых полчаса, прежде чем он притомился осыпать бранью «этих проклятых прокоммунистических агитаторов». В конце концов полковник все же угомонился и тут же уснул с открытым ртом. Вскоре поезд замедлил ход и остановился. Люк выглянул в окно. Они стояли на большой пустынной станции с многочисленными платформами. Несколько поодаль торчал газетный киоск с рекламной афишей. «Результаты дерби». Люк открыл дверь, выпрыгнул на перрон и побежал к киоску. Через минуту он с широкой ухмылкой всматривался в смазанные строчки экстренного сообщения.
РЕЗУЛЬТАТЫ ДЕРБИ:
ДЖУДЖУБ ВТОРОЙ МАЗИППА КЛЭРИГОЛД
Люк торжествовал! Можно будет промотать сотню фунтов! Молодчина этот Джуджуб Второй, «компетентные лица» явно его недооценили!
Продолжая улыбаться, он сложил газету, повернулся к своему поезду и… увидел пустую платформу. Победа Джуджуба Второго так взволновала его, что он не заметил, как поезд потихоньку покинул станцию.
— Когда, черт возьми, он успел отойти? — спросил Люк угрюмого на вид носильщика.
— Какой поезд-то? После пятнадцати четырнадцати и поездов-то никаких нету.
— Да здесь только что стоял поезд. Я вышел из него. Это экспресс, который подают специально к прибытию парохода.
— Экспресс нигде не останавливается до самого Лондона, — строго сказал носильщик.
— Но он остановился, — сказал Люк, — и я из него вышел.
— До Лондона нету никаких остановок, — бесстрастно повторил носильщик.
— Говорю вам, что он остановился на этой самой платформе, и я из него вышел.
Носильщик, загнанный в угол очевидностью реального положения вещей, решил сменить тактику.
— Вот это вы зря, — сказал он укоризненно. — Он ведь здесь не останавливается.
— Однако же остановился.
— А это, видать, из-за семафора. Семафор ему дорогу перекрыл. А не то чтобы он остановился, как вы говорите.
— Мне, собственно, не очень понятны все эти тонкости, скажите лучше, что мне теперь делать?
Носильщик, до которого все доходило довольно медленно, повторил с укором:
— Не надо было вам слазить.
— Это я уже понял. «Свершилось зло, его нам не исправить. Усопших не вернуть нам горькими слезами. Каркнул ворон: „Никогда!“[203]
Подвижный перст чего-то пишет, а написав, он движется опять…»[204] И так далее и тому подобное. Я обращаюсь к вам как к служащему железнодорожной компании, человеку наверняка осведомленному. Посоветуйте, что мне теперь делать!— Вы спрашиваете, чего вам теперича сделать?
— Именно. Я полагаю, хоть какие-то поезда здесь останавливаются?
— А как же. Вам теперича нужно сесть на шестнадцать двадцать пять.
— А он идет до Лондона?
Получив заверения, что поезд идет до Лондона, Люк стал прогуливаться по платформе. Прочитав надпись на табло, он уяснил, что находится в Фенни-Клейтон и что это узловая станция, где делают пересадку на Вичвуд-ан-дер-Эш. Вскоре к отдаленной платформе, отчаянно пыхтя, медленно подошел старенький паровозик, к которому был прикреплен небольшой вагончик. Шесть или семь человек сошли на перрон и, перейдя железнодорожный мост, спустились на ту же платформу, где томился в ожидании Люк. Мрачный носильщик мигом оживился и вскоре уже толкал большую багажную тележку, полную ящиков и корзин. Другой носильщик гремел пузатыми молочными бидонами. На станции теперь вовсю кипела жизнь.