Свидание со смертью. Рождество Эркюля Пуаро. Убить легко. Десять негритят

Наконец с невероятно надменным видом подкатил поезд, следующий до Лондона. Купе третьего класса[205] были переполнены, а первого было всего лишь три, и в них тоже уже сидели люди. Люк внимательно обследовал каждое купе. В первом, для курящих, ехал джентльмен с явно военной выправкой, он курил сигару. Люк еще определенно не успел соскучиться по прибывающим из Индии английским полковникам и поэтому проследовал дальше. В другом купе сидела утомленного вида чинная молодая женщина, вероятно, гувернантка, и подвижный мальчуган лет трех. Люк не раздумывая ринулся дальше. Дверь третьего купе была открыта. Внутри он увидел почтенную даму. Она чем-то напомнила Люку одну из его тетушек, отважную тетушку Милдред, когда-то позволившую ему, десятилетнему сорванцу, держать в доме ужа. Тетю Милдред отличало то истинное добросердечие, которое свойственно одиноким женщинам, коих Бог наградил в избытке племянниками и племянницами. Люк вошел в купе и сел.

Милостиво переждав пятиминутную суету с молочными бидонами, багажными тележками и тому подобным, поезд медленно тронулся. Люк развернул газету, ища новости, которые не успели попасть в утренний, уже прочитанный им, выпуск.

На то, что ему удастся долго наслаждаться чтением, он не рассчитывал. Памятуя повадки многочисленных тетушек, он не сомневался, что милая старушка не выдержит путешествие до Лондона с закрытым ртом.

Он угадал: сначала его попросили приоткрыть окно, потом поднять упавший зонтик — и вскоре пожилая дама рассказывала ему, на каком замечательном поезде они едут.

— Всего час десять минут. Он очень удобный, правда, правда. Гораздо лучше утреннего. Тот идет час сорок. Разумеется, почти все едут на нем. Потому что глупо ехать днем, ведь сейчас в магазинах как раз объявлена распродажа со скидкой. Я тоже собиралась поехать утром, но Вонки Пух куда-то запропастился — это мой котик, персидской породы, такой красавец, только в последнее время у него болит ушко — ну и не могла же я уйти из дому, не отыскав его!

— Разумеется, нет, — пробормотал Люк и демонстративно уткнулся в газету. Но этот маневр ему не помог. Словоизлияние продолжалось.

— И все же я не пала духом и отправилась дневным поездом — что ж, зато он не так переполнен, как утренний. Впрочем, когда путешествуешь первым классом, это особого значения не имеет. Разумеется, обычно я себе такого не позволяю. По нынешним временам это непозволительная роскошь. Сами понимаете: налоги растут, дивиденды уменьшаются, слугам приходится платить все больше и так далее… Но я сейчас в таких расстроенных чувствах — видите ли, я еду по очень важному делу, да, и хотела спокойно обдумать, что именно я им скажу… — Люк с трудом сдержал улыбку. — Но когда у вас есть попутчики, нельзя же быть букой и молчать всю дорогу. Да. В общем, я решила, что повод вполне достаточный для лишних расходов. Хотя я и сама против теперешней манеры бросать деньги на ветер — никто ничего не откладывает и не думает о завтрашнем дне. Как тут не пожалеть, что отменили купе второго класса — у них с третьим разница не так уж и велика… Конечно, — поспешила добавить она, бросив быстрый взгляд на бронзовое от загара лицо Люка, — я знаю, что военные в отпуске вынуждены путешествовать первым классом. Офицерский чин… обязывает…

Люк стойко выдержал пытливый взгляд ее горящих любопытством глаз. И тотчас же капитулировал. Он и не обольщался, что сможет выдержать такую атаку.

— Я не военный.

— Ах, извините. Я не хотела… Я просто думала… Вы такой загорелый… что, вероятно, приехали в отпуск домой с Востока.

— Я действительно вернулся с Востока. Но не в отпуск, а насовсем. — И, предваряя дальнейшие расспросы, Люк решительно заявил: — Я полицейский.

— Вы служите в полиции? Ой, как интересно! У меня есть близкая подруга — ее сын только что начал в полиции — правда, в Палестине[206].

— А я служил в Малайе[207].

— Что вы говорите! Надо же случиться такому совпадению — я имею в виду, что мы оказались в одном купе. Потому что, понимаете, дело, по которому я еду в Лондон… ну да ладно, я ведь собираюсь идти в Скотленд-Ярд.

— Правда?

«Интересно, когда у нее кончится завод? — подумал Люк. — Или это будет продолжаться до самого Лондона?» Но на самом деле ее болтовня не особенно его раздражала: он очень любил свою тетю Милдред и всегда помнил, как она раскошелилась на пятерку, когда его очень припекло. А кроме того, было что-то очень уютное и типично английское в этих старых дамах. Таких как его попутчица и тетя Милдред. В Малайе не было ничего похожего. Этих старушек можно поставить в один ряд со сливовым рождественским пудингом, деревенским крикетом[208] и открытыми каминами, которые топят дровами. Такие вещи очень ценишь, когда их нет рядом, поскольку судьба забросила тебя на другой конец света. (И от них же порядком устаешь, когда они всегда под рукой, но, как уже было сказано, Люк высадился в Англии всего три с половиной часа тому назад.)

А дама обрадованно продолжала: