Сара знала, что он хочет услышать. Ее историю. Которой она никогда ни с кем не делилась. Однажды она рассказала Шарлен, но не все — умолчала о самом плохом. Она хотела, чтобы Шарлен верила в счастливый брак. Ей хотелось, чтобы ее племянница была открыта жизни, счастью и заняла подобающее ей место в обществе.
— Прошлой ночью я спросил вас, кто причинил вам боль, — напомнил он.
Сара почувствовала, как при этих словах ее грудь сжалась. Ей стало трудно дышать. Она начала отодвигаться, желая восстановить спасительный барьер пустого пространства между ними.
Однако Гэвин не желал никаких барьеров.
— Вы должны рассказать.
— Я не могу.
— Можете, — тихо возразил он.
— Я не могу дышать.
— Вы дышите.
Она отрицательно покачала головой, хотя он был прав. Она это знала и понимала, но все же сдерживалась.
— Это был ваш муж? — спросил Гэвин.
Сара кивнула.
— Не очень хороший человек, насколько я понимаю.
Сара кивнула.
— Как его звали?
— Роланд. Когда мы познакомились, он был солдатом.
— Он был грубым животным?
Саре пришлось подумать. Были времена, когда она была счастлива с Роландом. Когда у них все было хорошо.
В этом-то и заключалась проблема. Она никогда не рисовала его только в черных тонах — покуда не вспоминала, как он ее толкнул…
— Я всегда хотела быть лучше, чем была на самом деле.
Эти слова прозвучали почти неслышно, но он услышал.
— Это он вам сказал?
Сара откинулась на сиденье.
— Не он — моя мать.
Сара умолкла, испытывая необъяснимое чувство вины. В этом не было никакого смысла, но все же эта вина, особенно с тех пор, как она потеряла дом на Малбери-стрит, окутывала ее тяжелой мантией.
— Она ненавидела мои «причуды», как она это называла.
— Почему?
— Из-за того, о чем я рассказывала вам прошлой ночью, — ответила она, чувствуя, что чем больше говорит, тем легче ей становится дышать. — Она убеждала меня, что для таких, как я, есть только одна роль в жизни.
— И она готовила вас к ней?
— Но я вместо этого вышла замуж. Она к тому времени уже умерла, но я помню, как стояла перед священником и чувствовала ее рядом. Я слышала, как она насмехается надо мной. — Женщина опустила взгляд на руки. — Знаю, все это звучит глупо.
— Мой отец все время насмехается надо мной из могилы, — сказал Гэвин. — Я вовсе не считаю вас глупой. Осуждающие родители — это невыносимая тяжесть.
— Как он мог осуждать вас?
— У него были очень жесткие требования ко мне, и сколько бы я ни старался, сколько бы ни отдавал, этого всегда было недостаточно. Моих братьев он считал не более чем запасными игроками на случай, если что-нибудь случится со мной. Я был главным проектом и главной целью его жизни. Теперь я понимаю, почему братья стремились поскорее сбежать от него.
— Но вы не сбежали.
— Нет, я верил в свою ответственность. Он начал обучать меня, когда я был еще маленьким. Он внушил мне, что я в этом мире не для того, чтобы думать о себе.
— И вот теперь вы оказались в одиночестве.
— Герцог Бейнтон должен всегда прежде думать о других, а потом уже о себе, — сказал он, словно заучил эти слова на память.
— Такая девушка, как Сара, не может иметь иной судьбы, кроме такой, как у своей матери и матери ее матери, — процитировала она в ответ. — Когда мама поняла, как я ненавижу мужчин, которых она развлекает, как я напугана, она дала мне пощечину и сказала, что лучше бы я была разумнее и научилась у нее паре приемов. А я все пряталась. Я не хотела, чтобы эти мужчины знали, что я вообще существую.
— Как раз
Сара кивнула. Она и сама знала, что это так.
— Ну а потом я вышла замуж, выбрав для себя самого неподходящего мужа, какого только можно придумать. Роланд был смел и красив, и я влюбилась — что бы это ни значило. Однако к тому времени, как я получила известие о его гибели, я уже была рада избавиться от него. Но опять же я считала, что была его недостойна и сама все испортила.
Она выпалила эти последние слова спонтанно и неосознанно. Напряжение в груди прошло, но теперь его сменил стыд.
— Самая горькая ирония в том, что я понятия не имела, какой должна быть и что должна делать жена, поэтому была ужасной парой для него.
— Чего он ожидал?
— Чтобы я оказывалась рядом всякий раз, как он вспоминал о том, что женат. И делала все, что он предлагал.
Он накрыл ладонью ее руку, и только теперь Сара поняла, что ее кулаки крепко сжаты.
Она опустила глаза на свои руки в перчатках. И попыталась разжать кулак, но он не разжимался… А потом она сказала:
— Я делала то, чего теперь стыжусь.
— Например? — мягко спросил Гэвин.
— Он продавал меня.
Ну вот, она это сказала. То, о чем не говорила ни одной живой душе. Она призналась в этом только Бейнтону, хотя и не понимала почему.
— Это была карточная игра, — сказала она. — Он проиграл. Я была долгом, который он должен был выплатить. У нас не было денег, и я так боялась, что его посадят в тюрьму, что сделала это. Я себя
Сара не смотрела на него. Не могла.
— После этого я стала чувствовать к нему отвращение. Каждый раз, как он прикасался ко мне, я съеживалась. А потом я поняла, что беременна.